Идрис Шах - Сто рассказов мудрости

Повествуют затем, что Мевляна Шамсуддин Малти (да благословит Аллах его душу!) рассказывал, что однажды некий ученый муж пришел Мевляне со своими учениками под предлогом того, чтобы принести благие пожелания великому святому, но про себя также надеясь испытать знание Мевляны и задать ему которые вопросы. Школяры, конечно, изначально полагали, что все, чему можно научиться, они обретут «в лоне» собственного учителя, и хотели только попытать глубину достижений нашего Мевляны.

Мевляна, угадав их мотивы, приветливо встретил гостей и обратил к ним речи о различных предметах; и потом, имея привычку указывать то, на что хотел указать, он привел им образное иносказание о двух молодых богословах.

Один был ученым грамматиком, другой – лишь «путником» мистического пути, хотя и сведущим в обычном религиозном знании. Вместе они пошли прогуляться, и в разговоре тот, что не придавал слишком большого значения просто словам проговорил какое-то слово со слегка непривычной флексией. Грамматик принялся спорить, говоря, что, поскольку он больший знаток (а был он весьма надменен от своих познаний, приобретенных только из книг), то не допустит подобного словоупотребления. Долгое время они препирались, и ни тот ни другой не заметили сухого колодца, и грамматик провалился туда. Он стал упрашивать товарища его вызволить. Тот сказал, что вытащит, если только он бросит спорить, но грамматик и не думал сдаваться, и с упорством настаивал на превосходстве своих познаний. Другой попросту оставил грамматика там, где он был, и пошел дальше своей дорогой.

Излагая эту притчу, Мевляна сделал выразительное ударение на теме гордыни и бахвальства, и сказал: «Пока не уйдешь от этого "упорства" в самовозвышении, так и будешь оставаться в колодце темноты (темноты, зримой для других, но не для самого себя) – самоуправное эго сравнимо с тьмой колодца, куда провалился грамматик, и из этого состояния рождается излишнее чувство собственной значимости». Выслушав и оценив мистический смысл этого рассказа, гости изрядно впечатлились и стали учениками Мевляны.

Рассказывают также, что однажды собравшиеся в присутствии Мевляны воздавали хвалы правителю местности, некоему Мойнуддину, говоря, что в его правление каждый испытывал материальный комфорт и благополучие и что его щедрость была велика. Мевляна отвечал, что это правда, и правда стократ; но что у жизни есть и другая сторона (имея в виду, что простого физического руководства недостаточно, и что духовное предводительство имеет свое почетное место), и поведал историю.

Однажды караван паломников шел на поклонение в Мекку, когда верблюд одного дервиша, шедшего среди них, заболел; и что они только ни делали с ним, верблюд ни за что не подымался. (Дервишу, очевидно, предоставили ехать верхом из вежливости, своего вьюка у него не было), так что остальные, развьючив больного верблюда, распределили его груз между другими верблюдами и оставили того дервиша налегке (без верблюда). Мевляна сделал ударение на том, что каравану был нужен дервиш, и продекламировал следующие строки:

Рассказывают также, что однажды, когда Мевляна держал речь в семинарии, изъясняя глубокий смысл многих тайн, он вопросил свой класс, состоящий из школяров и собственных учеников, понимают ли они, почему в Святом Коране сказано: «Из всех криков рев осла наихудший»?

Мевляна сказал: «Большинство животных и тварей, издавая звуки, молятся и воспевают хвалу Богу: таков ор верблюда и верблюдицы, таково жужжание пчел, зудение осы; но не для этой цели ревет осел. Он подает голос только по двум поводам: когда оголодает и когда вожделеет случки. Так и человек, – добавил Мевляна, – в чьем сердце Божественная любовь не находит места. По сути, он – существо ничтожнее, чем осел». И он прочитал стихи:

Потом он рассказал историю о царе, который просил другого владыку прислать ему самое скверное из еды, человека наихудшего сорта и самое скотское из животных. Царственный его брат послал царю снеди с гнильцой, армянского раба и осла. В письме он привел стих из Корана, где говорится, что наихудший звук – это рев осла.

Повествуют также, что как-то Мевляна и его друзья направлялись к саду Чалиби Хисамуддина и Мевляна восседал верхом на осле. По поводу своего верхового животного он заметил, что следует святой практике езды на осле, поскольку на ослах ездили некоторые пророки – такие, как Сиф, Ездра и Иисус. Стих:

В это же время святой Шахабуддин тоже ехал на ослике, и ослик взялся реветь. Осердясь на ослиный крик, Шахабуддин стал бить его по голове, на что Мевляна укорил его, говоря: «Не бей его, но восхвали Господа, что ты на нем верхом, а не он на тебе». Шахабуддин устыдился и в наказание себе спешился и поцеловал ослиные копытца. Мевляна притом заметил: «А как многие люди побуждаются теми же позывами, то, по справедливости, побить пришлось бы большинство из них».

Рассказывают также, что как-то раз пришел к Мевляне один человек и принялся горько сетовать на свои житейские убытки и на то, что бедность преследует его по пятам. Мевляна дал ему совет сторониться своего общества и добавил: «И близко к нам не подходи, подальше от нас и от таких, как мы, отступись, чтобы к тебе могло подступиться мирское счастье», и Мевляна продекламировал:

Повествуют также, что Пророк Мухаммад однажды сказал одному из тех, кто ему соприсутствовал: «Носите железные рукавицы, и жалуйте напасти судьбы, и приготовьтесь терпеть тяготы; ибо хмурое чело житейского счастья – это как подарок тому, кто любит Господа».

Поведал Мевляна, что как-то раз мистик задал вопрос богачу: что ему больше любезно, грех или деньги? Богач ответил, что деньги ему любезней. Мистик сказал: «Не правду ты говоришь, ведь богатства свои ты оставишь и возьмешь с собою свои дела. Сделай что-нибудь, – продолжал мистик, – чтобы взять с собой самое для тебя любезное (деньги), – и потратишься на благодеяние и милостыню, дабы ты мог послать свои богатства Богу вперед себя до того, как сам предстанешь перед Ним: ибо в Коране написано так: "И то доброе, что вы заранее для себя отправите, это найдете у Бога, и это лучшая и величайшая награда"».