Мелани Кантор - Смерть и прочие хэппи-энды

Оливия сидит напротив меня в кресле. Ее ноги поджаты под зеленой плиссированной юбкой.

– Прекрасно выглядишь, – заявляет она. – И я это говорю не из вежливости. В тебе появилось какое-то сияние, блеск в глазах. Я чувствую, что-то изменилось!

– Мне позвонила Изабель.

Наверно, при этих словах она видит блеск в моих глазах.

– О, Дженнифер. Наконец-то. Что она сказала?

– Ну, ничего особенного. Она была печальна, конечно. Сказала, что знала: что-то не так, но не представляла, насколько не так. Я собираюсь к ней на обед в пятницу. Похоже, ей хочется поговорить. Я имею в виду, нормально поговорить.

– Хорошо, я рада за тебя! Позволь спросить… Кто-нибудь еще?

– Нет. Пока нет. И может, вообще нет.

– Но по крайней мере ты сделала это. В этом имелся смысл, верно?

– Верно. Продолжай напоминать мне об этом. – Я наклоняюсь вперед. – Слушай! Мне нужна твоя помощь кое в чем.

– Конечно, – с готовностью кивает Оливия. – Что ты задумала?

Я встаю с дивана и вдруг пошатываюсь, слегка потеряв равновесие. Оливия бледнеет.

– Я в порядке, Лив, правда. Просто покачнулась. Совершенно нет повода для беспокойства.

– Конечно.

Я включаю ноутбук.

– Я тут планирую свои похороны.

– Ох! – Она вздрагивает, словно попробовала какое-то отвратительное блюдо.

– Я не в унынии, просто готовлюсь, – продолжаю я. – Ты еще поблагодаришь меня за это. Смотри, я создала на рабочем столе файл под названием «Когда придет время». Я оставлю тебе напоминание и список всех моих паролей в этом ящике стола. Иди сюда и скажи, что ты думаешь.

Я снова сажусь на диван, прихватив с собой ноутбук, и Оливия устраивается рядом. Я кликаю по значку.

– Мне это уже нравится, – говорит она.

– Я понимаю, это нелегко слушать, но я подумала, что если расскажу тебе, как бы я хотела все устроить, это избавит тебя от беспокойства о том, чего я могла бы хотеть.

– Верно. Извини за негатив. Давай-ка посмотрим! – Оливия кладет голову мне на плечо.

– Я написала порядок службы со всеми моими любимыми гимнами и псалмами – фактически все, что смогла придумать.

– Правильно. Значит, церковная служба? Я думала, ты не веришь в Бога.

– Не знаю. Но мне нравятся его мелодии.

Она улыбается:

– Мне тоже. Если Он мужчина и про Него правильно говорить «Он».

– Он не особо хороший слушатель – определенно это «Он». Еще: мои любимые цветы – это лилии и фрезии, и, конечно, они должны быть белыми. И я бы хотела, чтобы ты произнесла речь.

Я кидаю на нее взгляд, чтобы проверить реакцию.

– Я польщена, – говорит Оливия.

– Я написала несколько подробностей, которые могут помочь. – Я показываю ей основные пункты списка.

– Думаешь, я недостаточно хорошо тебя знаю?

– Знаешь, конечно. Но кое о чем можешь и не знать. Разве ты никогда не была на поминальной службе, не слушала речь о дорогих усопших и не думала: «Черт, я даже не догадывалась об этом. Жаль, что я не знала их лучше»?

– Да. Но моя лучшая подруга – другой случай. – Она поджимает губы.

– Тоже верно. – Я указываю на экран: – Во-первых, говорила ли я, что в детстве, еще до знакомства с тобой, мы с Эмили нашли потерявшуюся собаку? Мы вспомнили, что видели плакат «Разыскивается», и несколько часов бродили по Хэмпстеду с собакой на поводке, пока не отыскали нужный адрес. Наши родители сходили с ума, не зная, где мы, но для той семьи мы стали героями.

– Это так мило!

– Во-вторых, известно ли тебе, что, когда мы были на медовом месяце на Крите, Энди сводил меня с ума, упрашивая прыгнуть с ним на тарзанке? Я не хотела его расстраивать и поэтому сделала это. Даже после того, как сам он струсил.

– Он струсил? Вот тряпка! Нет, ты никогда мне о таком не рассказывала.

Я вспоминаю тот день. Интересно, что до недавнего времени я вообще об этом не думала.

Это напоминает мне о том, как много я сделала для него, и о том, что я могу быть смелой.

– Если честно, тогда я не рассказывала, чтобы защитить его доброе имя. Теперь же мне все равно.

– О, Дженнифер, – грустнеет Оливия. – Это все очень меня расстраивает.

– Знаю. Меня тоже. Но мы должны это сделать. Старайся думать об этом как о нормальном разговоре и забудь про контекст.

Она порывисто вздыхает:

– Хорошо, хорошо! Нормально. Все это совершенно нормально. Как будто я готовлю речь на твой день рождения.

– Отлично! Давай думать об этом как о вечеринке. Оптимизм и некоторая бесцеремонность не помешают. У меня есть сбережения, чтобы покрыть расходы. Правда, я рассчитывала, что это пойдет на центральное отопление или ремонт, но не важно. Это пригодится для моей вечеринки!

– Должна отдать тебе должное, подруга. Ты, кажется, уже все продумала!

И я правда думала почти обо всем. Мне нет необходимости делиться своими безумными фантазиями с Оливией, но я даже представляла сцены самих похорон. У меня имеется несколько вариантов. Один – с Гарри. На самом деле он присутствует во всех вариантах. Но именно в этом он плачет, говоря, что слишком поздно понял, какой замечательной я была и как он сожалеет, что отпустил меня. Говорит, что я останусь пятном на его совести. Что он никогда меня не забудет. И мне нравится эта версия.

В другом варианте рыдает уже Энди, приговаривая, что будет скучать по мне до конца своих дней. Элизабет стоит рядом с ним, хрупкая, как сосулька, и смотрит в сторону, плотно поджав губы куриной гузкой.

Это обидно, да? Факт, что в тот самый раз, когда мы будем безоговорочно находиться в центре всеобщего внимания, мы не сможем насладиться этим зрелищем.

– Ты уверена, что не против быть ответственной за приготовления?

Оливия поворачивается ко мне.

– Можешь на меня рассчитывать. Я не подведу. И спасибо за открытость. Твой пример вдохновляет.

Я закрываю ноутбук и кладу его на пол.

– Ладно, давай поговорим о чем-нибудь хорошем и безусловно нормальном. Как Дэн?

– Ну, это не настолько нормально, однако спасибо! Говорить об этом скучновато. Но у него все в порядке. Он передавал тебе привет.

– Как думаешь, ты выйдешь за него?

Она почему-то смущается, словно я спросила, не занимаются ли они анальным сексом.

– Что случилось?

– Ничего, – отвечает Оливия, но она всегда была для меня как открытая книга.

– Он сделал тебе предложение, верно?

Ее лицо удивленно вытягивается.

– В прошлые выходные.

– Почему же ты мне не сказала?

– Я оберегала тебя, – пытается объяснить Оливия. – Не хотела, чтобы ты расстраивалась, потому что мне очень больно от того, что… – Она запинается. Ей нет нужды уточнять. – Мы собираемся пожениться следующей весной. Мне очень, очень жаль…

По ее щекам текут крупные слезы. Я хватаю ее за руку и заверяю, что счастлива за нее и она вовсе не должна переживать. Но потом у меня тоже щиплет в глазах, хотя я искренне радуюсь за нее.