Энн Пэтчетт - Прощальный фокус

Сабина видела его – худую узкую спину в синей майке, коротко подстриженные волосы. Видела кровь на лезвиях секатора, на траве.

– И что было потом?

– Все было, – сказала Дот и снова сжала руками плечи. – Все вместе и разом, в одну минуту. Я кричу, он кричит, Китти совсем голову потеряла от ужаса. Я поворачиваю его на спину и пытаюсь вот этими вот пальцами натянуть кожу обратно на кость. – Она пошевелила пальцами перед лицом Сабины. – Я была вся в грязи. Конечно, вид совершенно немыслимый. Я велела Китти принести ключи от машины, и мы прямо так, с места в карьер, отправились в больницу, которую, конечно, в сравнении с этой и больницей-то не назовешь. Все выскочили на нас посмотреть. Гай у меня на руках, Китти цепляется за его ноги, она тоже вся в крови, и я в крови – вид у нас у всех был как после автокатастрофы. Я объяснила, что произошло, и тогда доктор говорит, что должен забрать его и зашить рану на голове и чтоб я подождала в другой комнате, пока он не закончит. Тут Гай изо всех сил вцепляется мне в блузку, вот сюда, возле шеи и начинает вопить благим матом. А я же сама не своя от того, что велела ему бежать, и я говорю: «Нет, я пойду с ним». А врачи мне: «Нет, не надо, Дот. Вам будет тяжело это видеть. Уж доверьтесь нам, а сами здесь посидите». – Дот Феттерс перевела дух и взглянула на двойные стеклянные двери, ведущие туда, где зашивают детям головы. – Я видела, как ему страшно, и знала, что все равно туда пойду. Уж если я что решила, то все. А потом, кровь из головы так и хлестала, что мы уже просто в луже стояли. Тут медсестра говорит Китти, что отведет ее помыться-почиститься и, может, игрушечку какую-нибудь даст. Но Китти у меня в стороне оставаться не любит. Гляжу – медсестра ее силой оттаскивает, а она орет-надрывается. И в руках у нее ботинок Гая. Остались, значит, я, Гай и доктор. Прошли мы в маленькую комнатку, там мы с другой медсестрой кладем Гая на стол и велим ему лежать спокойно, пока будут его зашивать. «Ну как штопку штопают, – говорю ему. – Сейчас будешь как новенький». А он, как увидел иголку, стал дергаться. Ему чуть в глаз этой иглой не попали. Я его держу с одного бока, сестра – с другого, крови в нем, считай, почти не осталось, а он все равно дерется как лев, что тебе взрослый. И он орет, и Китти в коридоре орет. Ну, времени ждать ни у кого нет, никакие мои уговоры на Гая не действуют, так что взяли они мешок – такой, в каких белье из прачечной возят, сунули Гая внутрь и затянули вокруг шеи. Гляжу – мой мальчик в мешке, только голова торчит. Я думала, что в обморок упаду. А они ремнями мешок этот к столу приторочили, только так Гая угомонить можно было, и сестра держала его голову, пока доктор укол делал. Ужас. Гай как только понял, что его одолели, брыкаться перестал – лишь смотрит на меня, вытаращив глаза, а я стою и плачу, как дура, удержаться не могу. А доктор накладывает швы – малюсенькие, мне так аккуратно в жизни не сделать.

У Сабины в памяти замелькали смирительные рубашки, цистерны с водой, цепи, томографы. Только не связывать, не запирать – ни в коем случае.

– У него была клаустрофобия, – сказала Сабина. – Точно. Он не выносил, когда его как-то стесняли. Говорил, что это после того, как в детстве его закрыли в холодильнике.

– Ах, это, – устало сказала миссис Феттерс. – Это тоже было.

Сабина хотела ее расспросить, но тут раздалось: «Сабина Парсифаль!» Миссис Феттерс поднялась со стула.

– Я сейчас вернусь, – сказала Сабина.

– Ну, если уж я поехала, то буду до конца.

– Вам туда со мной нельзя, – возразила Сабина.

– Можно мне с ней? – спросила сестру миссис Феттерс. – Я ее свекровь. Ей только швы наложат.

– Да, конечно, – ответила сестра. В процедурную неотложки впускали всех желающих.

Когда они уселись на стулья в тесной белой комнатушке, Сабина окинула взглядом миссис Феттерс. Седые кудельки, очки в пластмассовой оправе. Мамаша с картинки. Чужой человек.

– Вам совершенно незачем сидеть тут, – сказала Сабина. – Я легко все вытерплю.

Вошла доктор – молодая китаянка в белом халате. Ее черные прямые волосы были убраны в хвост, свисавший до середины спины.

– Так, миссис Парсифаль, вы порезались, – сказала она, разматывая бинты и набирая воду в раковину. Осуждения в ее голосе не было. – Когда это произошло?

Сабина ответила, что час или, может быть, два назад.

Доктор прикоснулась к ране, и боль горячей волной взметнулась от ладони к локтю. Боль эта понравилась Сабине – ясная, честная. Прорезалась – зашьют, подождешь – рана затянется, и швы снимут. Мысль о том, что ей выдалась возможность что-то превозмочь, воодушевила Сабину. Китаянка опустила раненую кисть в теплую воду и промыла рану. Сабина глядела, как руки доктора мелькают, ворочая, точно бледную рыбу, ее руку. Вода стала розовой. Затем рука была извлечена из раковины и высушена салфетками.

– Я сделаю вам укол, – сказала доктор, в доказательство своих слов наполняя шприц, – и когда рука онемеет и потеряет чувствительность, мы наложим швы, хорошо? – Все в процедурной, даже Сабина, были бодры и сосредоточенны, словно забыли, что на дворе ночь.

Встав с места, миссис Феттерс взяла невестку за другую, здоровую руку.

– Сейчас будет самое болючее, – сказала она. – Сожмите мою руку крепче.

Все шло как положено, согласно хорошо отработанной процедуре. Доктор действовала умело, хотя доктором стала всего полгода назад. Казалось, она делает все не спеша, но с ее появления и вплоть до наматывания последнего бинта прошло не более десяти минут. После того как были подписаны все положенные документы и выданы копии, Сабина и миссис Феттерс ступили на резиновый коврик возле выхода, и двери тут же открылись, выпустив их на свободу.

– Спасибо, что поехали со мной, – сказала Сабина уже в машине. Шел второй час ночи, но на улицах было полно народу. В темноте мелькали силуэты пальм.

– Я всегда рада помочь ближнему, да и с вами хотелось еще раз повидаться.

Сабина кивнула, но ничего не сказала в ответ. В машине Фана была автоматическая коробка передач, и ее левая рука праздно лежала на колене ладонью вверх.

– Терпеть не могу, когда швы накладывают. Сколько раз приходилось для этого и самой в больницу ездить, и ребят туда таскать. То и дело надо было кого-то зашивать. – Дот помолчала минуту, словно мысленно листая свой семейный каталог травм: разрыв аппендикса, перелом лучевой кости, бесконечный список страданий плоти. – Помните, что я вам рассказала – о том, как Гай упал на садовые ножницы? – спросила она, словно Сабина могла за какой-то час забыть эту историю.

Сабина, на секунду отвернувшись от дороги, взглянула на свекровь и кивнула. Машин вокруг было немного.

– Это был сущий кошмар, с начала и до конца, и я поедом себя ела, думала, что все я виновата, что это из-за меня у него будет шрам на лице, но я ни секунды не боялась, что он может умереть. Даже в голову такое не приходило.