Луиза Эрдрич - Круглый дом

Я глубоко вздохнул. Я не мог побороть охватившего меня страха – она испытывала такой же! – и от страха почувствовал жуткую слабость.

Отец снова стал есть, и на сей раз явно решил доесть все до конца. Тема происшествия с мамой была закрыта. И я вернулся к теме собаки.

– Перл кусается! – заметил я.

– Вот и хорошо! – отозвался отец.

– Значит, тот человек все еще представляет для мамы опасность.

– Этого мы не знаем, – сказал отец. – Любой мог взять эти спички. Индеец. Белый. Любой мог их обронить. Но возможно, это кто-то из местных.

Нельзя по отпечаткам пальцев определить, что тот или иной человек – индеец. И по имени нельзя. И даже по рапорту местной полиции. Нельзя определить по фотографии. По фото из полицейской картотеки. По номеру телефона.

С точки зрения властей, единственная возможность определить, что индеец является индейцем, это изучить его генеалогию. У него должны быть далекие предки, которые когда-то давно подписали некий документ или были записаны в каком-то реестре правительства США как индейцы, кто был официально признан членом того или иного племени. А потом, установив эти факты, надо определить долю крови [6] Доля крови (blood quantum) – понятие, используемое в отношении потомков индейцев США, которое позволяет официально установить принадлежность «по крови» к индейскому племени. этого человека, то есть сколько в его жилах течет индейской крови одного племени. В большинстве случаев американские власти считают индейцами тех, в ком четверть индейской крови – и обычно это должна быть кровь одного племени. Но это племя должно быть признано федеральным законодательством. Другими словами, стать индейцем в каком-то смысле можно только в результате жуткой бюрократической волокиты. С другой же стороны, сами индейцы отлично знают, кто индеец, а кто нет, без всякой необходимости федерального подтверждения данного факта, и это знание – как любовь, секс, материнство и отцовство – не имеет никакого отношения к правительству.

А еще через день я узнал, что все уже знают о подозреваемых – им мог стать любой, кто вел себя странно, или кто внезапно исчез из города, или кого видели выходящим под покровом ночи из своего дома с большими черными мешками мусора.

Все это я узнал, когда в субботу после обеда отправился в дом к тете и дяде за пирогом. Мама сказала отцу, что ей, наверное, лучше уже встать с кровати, принять ванну, одеться. Она все еще принимала обезболивающие, но доктор Эгги предупредил ее, что если лежать все время в кровати, состояние не улучшится. Ей требовалось хоть чем-то себя занять. Отец заявил, что собирается приготовить ужин по рецепту. Вот только ему никак не давался десерт.

Дядя Уайти сидел за столом, вертя в руках стакан с холодным чаем. Напротив, нахохлившись и чуть покачиваясь, как травинка на ветру, сидел Мушум в длинной майке цвета слоновой кости и в клетчатом халате поверх кальсон. Он отказывался надевать уличную одежду по субботам, потому что, по его заверениям, ему требовался хотя бы один день отдыха, чтобы подготовиться к воскресенью, когда тетя Клеменс заставляла его облачаться в костюмные брюки, наглаженную белую сорочку, а иногда и галстук. Ему тоже налили стакан холодного чая, но он только злобно пялился на него.

– Заячья моча! – проворчал он.

– Вот именно, папа! – произнесла тетя Клеменс. – Это напиток для стариков. Он тебе полезен.

– Ах, чудный настой багульника! – похвалил Уайти, одобрительно вертя стакан в пальцах. – Излечит любую твою хворь, папа!

– И старость? – спросил Мушум. – Смоет все прожитые годы?

– Почти! – отозвался Уайти. Он знал, что сможет выпить бутылочку пива, как только вернется домой и перестанет сосать эту бурду вместе с Мушумом, который скучал по прежним денькам, когда Клеменс наливала ему отменного виски. Кто-то ей внушил, что спиртное ему вредно, и теперь она старалась ограничить его тягу к бутылке.

– Эта бурда камнем падает в желудок, дочь моя! – пожаловался старик тете Клеменс.

– Зато хорошо чистит твою печень, – заметил Уайти. – Ну-ка, Клеменс, налей Джо настоя багульника.

Тетя Клеменс налила мне стакан холодного чая и пошла к зазвонившему телефону.

Ей часто звонили узнать последние новости – точнее, сплетни, – о состоянии ее сестры.

– Может, этот извращенец и впрямь индеец, – предположил Уайти. – У него был индейский чемодан.

– Что за индейский чемодан? – спросил я.

– Пластиковые мешки для мусора.

Я подался вперед.

– Так он уехал? Но откуда он? И кто? Как его зовут?

Вернулась тетя Клеменс и бросила на брата свирепый взгляд.

– Фу ты, ну ты, – пробурчал Уайти. – Похоже, мне запрещено открывать рот.

– И стаканчика виски нельзя! И не писать в раковину, а это я буду делать постоянно, пока она не перестанет поить меня настоем из багульника. У меня мочевой пузырь им переполнен, – ворчал Мушум.

– Ты писаешь в раковину? – удивился я.

– Когда мне дают этот настой – всегда!

Тетя Клеменс ушла на кухню и вернулась с бутылкой виски и тремя стопками, вставленными одна в другую. Она расставила их на столе и наполнила две до краев, а третью – до половины, которую сразу опрокинула себе в рот. Я остолбенел. Никогда еще я не видел, чтобы тетя Клеменс по-мужски пила виски. Она аккуратно подержала пустую стопку, глядя на нас, потом со стуком поставила ее на стол и вышла.

– Что это было? – спросил Уайти.

– Это была моя дочь, хватившая через край, – ответил Мушум. – Мне жаль Эдварда. Когда он вернется, виски как раз возымеет действие.

– Иногда виски оказывает действие и на Соню, – заметил Уайти, – но у меня есть свои способы.

– И какие же способы? – поинтересовался Мушум.

– Старые индейские штучки!

– А ты научи им Эдварда, а? А то он сдает позиции.

В воздухе уже витали сладкие ароматы пирога. Мне оставалось надеяться, что тетя Клеменс не настолько рассердилась, чтобы забыть о пироге в духовке.

– Площадка для гольфа. Это там все случилось? – Я поглядел в упор на дядю Уайти, но тот опустил глаза и молча выпил виски.

– Нет, не там.

– А где?

Дядя Уайти поднял на меня печальные и вечно налитые кровью глаза. Он и не собирался ничего мне говорить. А я не смог выдержать его взгляд.

Пальцы Мушума, до этого сжимавшие стакан с холодным чаем так нетвердо, что жидкость из него расплескалась по столу, теперь окрепли. Он поднял наполненную стопку и врастяжку выпил. Его глаза сразу заблестели. Он пропустил мимо ушей наш разговор с Уайти. Его мозг по-прежнему был заточен на женскую тему.

– Так, сын мой, расскажи-ка Упсу и мне заодно про свою красотку-жену. Рыжую Соню. Нарисуй картину маслом. Чем она занята в данный момент?

Уайти отвел от меня взгляд. Когда он осклабился, стала видна широкая щель между его передними зубами. Еще не так давно Рыжую Соню [7] Рыжая Соня – женщина-воин, персонаж комиксов и героиня одноименного кинобоевика (1985) с Бригиттой Нильсен и Арнольдом Шварценеггером в главных ролях. изображала тетя Клеменс на танцевальных вечерах. Она надевала экзотический наряд: откровенные варварские доспехи из усеянного шипами пластика. Вокруг ее бедер развевались изодранные в клочья шарфы. А прозрачная ткань наряда выглядела так, как если бы ее жевали и драли когтями озверевшие мужчины или дрессированные волки. Зак нашел изображение Рыжей Сони в каком-то миннеаполисском журнале и подарил мне. Я хранил журнал в кладовке, в специальной папке, на которую я наклеил бумажку с надписью «Домашние задания».