Джон Кастл - Аэропорт. На грани катастрофы (сборник)

Мел вздохнул. В иные дни ему казалось, что его домашний очаг рассыпается по частям. К примеру, Роберта сегодня – явно в «кусачем» настроении, как выражалась ее мать. Неужели все отцы, подумал Мел, теряют контакт со своими дочерьми, когда им исполняется тринадцать лет? Всего какой-нибудь год назад они были необычайно дружны – как только могут быть дружны отец и дочь. А Мел любил обеих дочерей – и Роберту, и младшую Либби. Он часто думал о том, что только благодаря им как-то держится его брак с Синди. Он, конечно, понимал, что с годами у Роберты должны появиться интересы, которых он не сможет ни разделить, ни понять. Он был готов к этому. Но он никак не ожидал, что она так скоро отойдет от него или будет относиться к нему с таким безразличием и даже пренебрежением. Правда, если смотреть на дело объективно, нельзя не признать, что нелады между ним и Синди не могли не способствовать углублению этой пропасти. Дети – они ведь все чувствуют.

– Ладно, не будем об этом, – сказал Мел. – Мама дома?

– Уехала. Она сказала: если ты позвонишь, я должна передать, что вы встретитесь в городе и чтобы ты постарался на этот раз не опаздывать.

Мел подавил в себе раздражение. Ну чего злиться: Роберта просто повторяет слова Синди. Он так и слышит, как Синди их произносит.

– Если мама позвонит, скажи ей, что я, возможно, немного опоздаю, но по не зависящим от меня причинам.

На том конце провода царило молчание, и он спросил:

– Ты меня слышишь?

– Да, – сказала Роберта. – Что-нибудь еще, отец? А то у меня много домашних заданий.

– Да, кое-что еще, – не выдержав, рявкнул он. – Будьте любезны, юная леди, изменить тон и проявлять немножко больше уважения к отцу. И еще одно: наш разговор будет закончен тогда, когда я сочту нужным.

– Как тебе угодно, отец.

– И перестань звать меня отцом!

– Хорошо, отец.

Мел чуть не прыснул со смеху, но сдержался. И спросил:

– Дома все в порядке?

– Да. Вот только Либби хочет с тобой поговорить.

– Одну минуту. Я как раз хотел сказать тебе: из-за бури я, возможно, не сумею приехать домой. В аэропорту у нас тут бог знает что творится. Поэтому я, наверно, вернусь сюда и буду ночевать здесь.

Снова пауза; казалось, Роберта взвешивала: сказать колкость или нет? Вроде, например: «Может, придумаешь что-нибудь поновее?» Но в конечном счете решила смолчать.

– Ну а сейчас я могу позвать Либби?

– Да, можешь. Спокойной ночи, Робби.

– Спокойной ночи.

Послышался шорох – трубка переходила из рук в руки, а затем тоненький, задыхающийся от волнения голосок Либби:

– Папочка, папочка! Ну-ка угадай – что?!

Либби всегда говорила задыхающимся голосом, точно в свои семь лет бегом бежала за жизнью и очень боялась отстать.

– Дай-ка подумать, – сказал Мел. – А-а, знаю: ты сегодня играла в снежки.

– Да, играла. Только это не то.

– Ну тогда я не знаю. Придется тебе самой мне сказать.

– Так вот: мисс Керзон сказала, что дома мы должны написать про все хорошее, чего мы ждем в будущем месяце.

Он с нежностью подумал о том, что вполне может понять энтузиазм Либби. Ей в мире все казалось волнующим и хорошим, а то, что не было хорошим, быстро отбрасывалось и забывалось. Долго ли еще продлится у нее эта счастливая пора невинности? – подумал он.

– Прекрасно, – сказал Мел. – По-моему, это очень интересно.

– Папочка, папочка! А ты мне поможешь?

– Ну, если сумею.

– Мне нужна карта февраля.

Мел усмехнулся: Либби создала собственную устную скоропись, и понятия, которыми она оперировала, бывали порой куда выразительнее привычных слов. Но сейчас это навело Мела на мысль, что не мешало бы ему самому посмотреть карту февральской погоды.

– Календарь лежит у меня на столе в кабинете.

Мел подробно рассказал ей, как его найти, и услышал топот маленьких ножек. Либби уже ринулась за календарем, забыв про телефон. Положила трубку на рычаг, не сказав ни слова, видимо, Роберта.

Мел вышел из своего кабинета и пошел по административному этажу, держа на руке толстое теплое пальто.

Внезапно он остановился и посмотрел вниз, на кишевший как муравейник зал, где за последние полчаса, казалось, набралось еще больше народу. Все кресла для ожидания были заняты. Стойки информации и справочного бюро походили на островки, окруженные морем людей, среди которых было немало военных. Перед стойками регистрации пассажиров вытянулись длинные очереди – иные, извиваясь, уходили так далеко, что конца не было видно. За стойками находилось вдвое больше кассиров и инспекторов – дежурным помогали сотрудники, оставленные из предыдущих смен, и перед ними, как партитура на дирижерском пульте, лежали расписания рейсов и схемы размещения пассажиров в самолете.

Задержки с вылетом и изменения маршрутов, вызванные бураном, подвергли серьезной проверке и расписание рейсов, и человеческое терпение. Внизу, как раз под тем местом, где стоял Мел, находилось отделение компании «Браниф», и какой-то моложавый мужчина с длинными светлыми волосами и желтым шарфом вокруг шеи громогласно возмущался:

– Что за наглость: с какой стати я должен лететь в Канзас-Сити через Новый Орлеан?! Вы что – решили перекроить географию? Дали вам капельку власти, так вы совсем рехнулись!

Агент по продаже билетов, хорошенькая брюнетка лет двадцати двух – двадцати трех, устало провела рукой по глазам и с профессиональной выдержкой ответила:

– Мы можем направить вас и прямо, сэр, но мы не знаем когда. Погода сейчас такая, что этот кружной путь будет более скорым, а стоимость – та же.

За мужчиной в желтом шарфе вытянулись длинной цепью другие пассажиры, и у каждого – свои, совершенно неотложные проблемы.

Возле стойки компании «Юнайтед эйрлайнз» разыгрывалась другая пантомима. Хорошо одетый бизнесмен, низко пригнувшись, что-то втолковывал сотруднику компании. Судя по выражению лиц и жестам, Мел Бейкерсфелд легко мог догадаться, что диалог разворачивался примерно так:

«Мне бы очень хотелось попасть на ближайший рейс».

«Сожалею, сэр, но свободных мест нет. И, как видите, у нас большая очередь на разбронирование…»

Тут агент поднял на клиента глаза и умолк. На стойке перед ним лежал портфель, и бизнесмен – не назойливо, но весьма недвусмысленно – постукивал пластиковым ярлычком по краю портфеля. Такие ярлычки выдаются членам Стотысячемильного клуба, созданного компанией «Юнайтед эйрлайнз» для своих постоянных пассажиров – элиты, которую стремятся иметь все компании. Выражение лица у кассира тотчас изменилось, и он, очевидно, сказал: «Сейчас что-нибудь устроим, сэр». Карандаш агента приподнялся и вычеркнул одну из фамилий в списке пассажиров – человека, приехавшего много раньше и имевшего все основания получить билет, – а вместо него вписал имя бизнесмена. Стоявшие позади него ничего не заметили.