Аннабел Эббс - Дочь того самого Джойса

Меня вдруг охватило неодолимое желание танцевать. Сделать это как следует мне мешал толстый слой бинтов, но я опустилась на пол и исполнила джазовую импровизацию, извиваясь и раскачиваясь, ломая руки и разрезая воздух ногами. К тому времени, как закипел чайник, издавая пронзительный свист, я немного успокоилась. Отмеряя чай и заливая его кипятком, я думала только о мистере Беккете. Пожалуйста, Господи, молила я, пусть мистер Беккет согласится работать с баббо… пожалуйста, Господи…

Париж

Первой, кому я во всем призналась, была Киттен. Мы только что закончили двухчасовую репетицию танцевального дуэта для нового фильма Жана Ренуара. Совершенно обессиленные, мы добрались до гримерной комнаты и рухнули на скамью. Я принялась осматривать свои израненные ноги.

Зажимая нос одной рукой, другой Киттен стащила с себя чулки. К привычным «ароматам» гримерной – клея для туфель, пота, волос и дурного одеколона – примешивался еще какой-то запах, острый, металлический и довольно противный.

– Должно быть, это самая отвратительно пахнущая гримерная во всем Париже. Что это за жуткая вонь?

Я принюхалась. Запах мочи! К горлу немедленно подступил комок, и я с трудом подавила тошноту.

– Мне кажется, это запах мочи… мужской мочи. – Я огляделась в поисках окна, чтобы проветрить комнату, но его конечно же не было. Почему в гримерных никогда не делают окон?

– О-о-о, как ужасно! – Киттен еще крепче прижала ладонь к носу.

– Это напоминает мне одно из мест в Триесте, где мы жили… – начала я, но тут же остановилась. – Ты не возражаешь, если мы переоденемся прямо в студии? Все уже ушли, а мне нужно кое-что тебе сказать.

– Я так и знала! – с торжеством в голосе воскликнула Киттен. – Ты здесь не единственная ясновидящая, знаешь ли. Я заметила, что нечто явно не так – сразу же, как только ты появилась в студии в этих закатанных чулках, с голыми коленками. Да еще и с опозданием. Опаздывать – это совсем на тебя не похоже, дорогая. Давай вернемся в студию, и ты мне все расскажешь.

– О, Киттен, я не могла дождаться подходящего случая!

Мы подхватили свои сумки и пальто, поскорее выскочили обратно в студию и устроились у печки. Я прижалась к ней плечом, не в силах больше держать в себе то, что меня переполняло.

– Мне кажется, я влюблена! Не могу думать ни о чем другом. Мне пришлось даже пройтись по Люксембургскому саду, чтобы хоть немного успокоиться. Я, наверное, раз сто обошла фонтан Медичи. Я очень плохо танцевала?

– Ты танцевала с такой энергией… от тебя словно сияние исходило, и я тут же подумала, что у тебя в жизни произошло что-то восхитительное! Это Эмиль Фернандес, да? – Киттен склонила голову набок и окинула меня долгим взглядом.

Я покачала головой и сжала губы, чтобы не выпалить все в одну секунду и не разрушить драматизм момента.

– Ах ты, темная лошадка! Как ты могла скрывать от меня такой секрет?

– Я только что познакомилась с ним, Киттен. Два вечера назад. Его имя – Сэмюэль Беккет. Ему нравится, когда его называют Сэм, но мы зовем его мистер Беккет. И он такой чудный! – Я закрыла глаза, уронила голову Киттен на плечо и вздохнула, вспоминая его пронзительные глаза… волнующие, околдовывающие.

– Быстро же ты, дорогая! Ладно, прощаю тебя за то, что ты мне не сказала. Но кто он?

– На самом деле все еще быстрее, чем ты думаешь. – Я подняла голову и посмотрела ей в лицо. – Полагаю, мы поженимся. Не сразу, разумеется. Но со временем.

Киттен ахнула:

– Он сделал тебе предложение? Уже?

– Нет, конечно нет. Сначала он должен в меня влюбиться. Но у меня такое чувство, что это непременно произойдет. – Я положила одну ногу на другую и сняла балетку.

– Могу поспорить, у тебя опять было видение. – Киттен погладила меня по спине, как будто хотела приласкать меня, чтобы я рассказала ей больше, и я вдруг поняла, до чего нелепо все это звучит. Баббо бы обязательно понял. Я увидела его как наяву: горящие глаза, тонкие, похожие на лапки паука пальцы, нащупывающие карандаш, пока он осторожно, тихим голосом расспрашивает меня, чтобы не спугнуть. Но я не собиралась ничего ему говорить. Мне не хотелось прочитать об этом в его книге, даже в туманном, расплывчатом виде. Даже в виде его особого, мало кому понятного шифра.

– Это тот самый мужчина, что смотрел на меня в окно, когда мы сидели в «Мишо»… когда мы отмечали тот самый хвалебный отзыв в газете. – Я облизнула палец и потерла кровавое пятнышко на заднике балетной туфли. – Теперь он работает с баббо. И когда я думаю о нем, у меня перестают болеть ноги. А прошлой ночью… прошлой ночью мне снилось… – Я замолчала и потерла пятно сильнее.

– Ну? – Киттен слегка толкнула меня плечом.

– Мне приснилось, что мы были с ним вдвоем… как женщина и мужчина, понимаешь? И все вокруг было залито солнцем. – Я не сказала, что, когда проснулась, все мое тело болело и будто вибрировало при одном лишь воспоминании об этом. И что я целых полчаса танцевала у себя в спальне, чтобы остыть. – Я еще никогда не чувствовала ни с кем такой близости, тем более с человеком, которого почти не знаю, – призналась я.

Китти испустила громкий театральный вздох, как будто я сообщила ей нечто столь небывалое, чему невозможно поверить.

– Но все же – кто он? Откуда родом?

– Он ирландец. И у него завораживающие глаза, как у гипнотизера… цвета морской воды. И при этом яркие и острые.

– Звучит ужасно экзотически. А что он делает здесь?

– Преподает английский. Но сейчас у него только один ученик. Он страшно умный и хочет стать великим ученым. Мама решила познакомить его с Джордже Сегодня в кафе «Дю Дом» они должны встретиться за аперитивом. Ты сможешь прийти?

Мое сердце забилось быстрее и сильнее, а тело будто бы начало испускать электрические импульсы – и все это из-за того, что я вскоре снова увижу Сэма.

– Прямо сейчас? Но мне нужна ванна – и мне нечего надеть. И не мешает нарумянить щеки. Нельзя ли сначала забежать домой?

Я посмотрела на часы на стене. Было уже почти шесть. Я встала, пропустила пальцы сквозь недавно обновленную стрижку и пригладила платье.

– Нет времени. Идем, я расскажу тебе о нем по дороге.

– А как же твои чулки? Ты не хочешь снова их закатать?

– Джорджо может сказать маме, и мне крепко достанется. Мне просто хотелось попробовать, ведь сейчас это так модно. – Я слегка вздрогнула, взяла сумку и направилась к двери.

– Жаль. Это выглядело так дерзко и вызывающе, – разочарованно протянула Киттен. – Хотя сейчас, полагаю, уже довольно холодно.

Выйдя из студии, мы сразу ощутили дыхание зимы. Воздух был колким, свеже-ледяным и жгучим одновременно. Мы поплотнее закутались в пальто и надвинули шапки на уши. Бульвар Монпарнас уже готовился к обычной разгульной ночи. Тележки с цветами ломились под тяжестью толстых связок остролиста, усыпанного алыми ягодами, и желтого жасмина, что расцветает зимой. Оглушительно пахло жареными каштанами. Грустные голоса уличных певцов смешивались со звонкими криками мальчишек-газетчиков и призывными возгласами табачников. Торговцы воздушными шарами и продавцы нот складывали товар, кукольники сворачивали ширмы и убирали своих марионеток, и все перекликались друг с другом. Старухи под просторными стоячими зонтами, предлагавшие покупателям шнурки и прочую мелочь, зевали и потягивались. А глотатели огня и жонглеры, наоборот, готовились к вечерним представлениям. Из баров, оглядываясь по сторонам, выходили посетители – может быть, искали отставших друзей, а может быть, местечко, где можно выпить подешевле.