Маджид Кейсари - Три жреца

– Я вернусь…

– Куда они шли?

– Они заглядывали в шатры.

– В какие шатры?

– Во все.

– К нашему подходили?

– Они такие удивительные, мама.

– Пропала ты, Халима.

Халима вернулась к колодцу и подняла полупустой бурдюк. Немного подумав, она решила, что сейчас некогда наполнять его доверху. Только сейчас женщина поняла, что́ ее волновало. Беспокойство не могло появиться ниоткуда. Она держала в руках бурдюк, и вода в нем шумно плескалась. Надо было скорее возвращаться в свой шатер. Не успела она сделать и шага, как Разия спросила:

– Куда ты так спешишь?

Халиме нечего было ответить. Она хотела казаться безразличной, но как могло сердце выдержать это и какие слова надо было найти? Она словно онемела и не могла вымолвить ни слова. Сердце сковал страх, идти не было сил. Она наступила в лужу возле колодца, поскользнулась и упала на колени. Вся в грязи, женщина поднялась на ноги, опять поскользнулась, но на этот раз удержалась. Она боялась, что опоздает, но ее ноги ослабли, и она не знала, что делать. Ей хотелось бежать, только бежать.

Вдруг за спиной она услышала голос Абдуллы. Халима обернулась и увидела, что он сидит на земле и обеими руками затягивает ремень на бурдюке, чтобы закрыть горлышко. Однако его усилия были напрасны. Вода ручьем текла наружу, и земля под ногами мальчика становилась скользкой. Когда же она успела выронить бурдюк? Халима позвала Абдуллу, и они вместе побежала к шатрам. Нельзя было опоздать! Все ее мысли были о Мухаммаде – том самом господском мальчике.

Приблизившись к шатру Хатеба, Харес увидел на склоне холма множество женщин с прядильными веретенами в руках. Подъехав ближе, в полукружии шатров он разглядел нескольких чужаков, одетых в яркие балахоны. Каких удивительных цветов они были! Мужчины стояли у порога шатра Хелаля. Что сказал бы Хатеб, окажись он здесь, среди людей, разглядывающих эти яркие одежды?

Харес вытянул шею, всматриваясь в толпу людей, но Хатеба среди них не было. Рядом с одним из шатров чужаки остановились и погладили по голове какого-то ребенка. Словно знахари, они с макушки до пят ощупывали худенькие тельца полуголых детей. Можно было подумать, что пришельцы обнаружили какую-то редкую болезнь и поэтому тщательно осматривали смуглую детскую кожу. От их взгляда не ускользнул ни один ребенок. Ну вот, теперь, кроме засухи, на стоянке племени Бани-Саад началась какая-то болезнь. Люди в ярких балахонах ходили от одного шатра к другому, за ними следом с криками бежали дети, а замыкал шествие раб с лошадьми. Было неясно, то ли дети ходили следом за чужаками, то ли те – за детьми. Раб, темнокожий тюрк, был высокого роста и обрит наголо. В ухо у него было вставлено медное кольцо. Пока он шел, блеск от кольца отражался в глазах стоявших рядом людей. Тюрк время от времени оборачивался и ругал детей и женщин, бежавших за людьми в ярких балахонах, и при этом блестел двумя рядами своих крупных белых зубов.

Народ шел следом за жрецами в ярких балахонах, словно за голубым ручьем. Если где-то они сворачивали с пути, остальные делали то же самое. Чужаки напоминали собой черную тучу, пролившуюся дождем над племенем. Это был настоящий ливень, который не давал возможности подумать и где-то укрыться, и теперь мутная вода стекала струйками с вершины холма, оказавшись под ногами женщин и детей, и текла дальше, мягко извиваясь.

Харес следил за рабом, который сильно отстал от своих хозяев. В руках тот держал поводья трех лошадей, которые были напуганы большим скоплением детей и не хотели слушаться. Куда бы ни ступали жрецы, народ оказывался на шаг впереди них. Людей пугала неизвестная болезнь. Жрецы заглядывали поочередно в каждый шатер. Если он оказывался пустым, они звали соседей и задавали им вопросы, а потом отправлялись к следующему жилищу.

– Плохая примета, плохая.

– Это всё бесы.

Постепенно волнение росло. Разнесся слух, что жрецы в ярких балахонах ищут какого-то бесноватого мальчика. Женщины шептались между собой:

– Что же будет, если заклинатели не смогут его найти?

Все по очереди стали испуганно брать за руки своих мальчиков и нехотя показывать их чужакам, чтобы убедиться в здоровье детей. Пугая народ, жрецы ходили от одного шатра к другому, продвигаясь вперед. Взволнованные женщины подводили к ним подросших сыновей и даже приносили грудных младенцев.

– Злые духи выбрали его и оставили на нем свою метку. Жрецы хотят найти его и изгнать из племени.

Никто не знал, какая метка была у этого мальчика. Жрецы никому не говорили об этом. Они небрежно осматривали детей, затем поднимали полог следующего шатра, порой заглядывали туда, а потом отправлялись к следующему. На мальчиков, у которых был какой-нибудь изъян, и на девочек они не смотрели вовсе и шли дальше.

– Жрецы – это дар пустыни.

Люди вроде этих время от времени появлялись в поселениях пустынных кочевников. Обычно они ставили свой шатер с очагом рядом с ручьем или колодезным срубом в стороне от места стоянки племени. За осмотр больного, в которого вселился злой дух или который упал в колодец, им следовало приносить дары. Иногда они давали людям амулеты и за это уводили с собой в качестве рабыни какую-нибудь девушку. Однако на этот раз все было иначе, чем с прежними случаями лихорадки: теперь чужаки пришли не за девушкой, а за маленьким мальчиком.

Увидев жрецов, Харес вспомнил о Халиме. Что будет, если она тоже пришла сюда поглядеть на них? Абдулла по возрасту подходил под описание людей в ярких балахонах. Правда, в последнее время он сильно вытянулся и выглядел старше своих лет. Ему уже доверяли одному пасти стадо, и он был очень расторопным. В шатре Хареса был и еще один мальчик – господский ребенок. Но нет, по своим годам он никак не походил на того, кого разыскивали жрецы. Вглядываясь в толпу, Харес продолжал искать свою жену. Он знал, что сейчас Халима должна быть около колодца, но она могла оставить свои дела и прийти сюда, чтобы посмотреть на жрецов. Он искал ее глазами, но так и не смог найти. Так оно и лучше. Увидев чужаков, Халима могла бы сильно разволноваться…

– Твой отец вернулся из пустыни?

– Ага.

– Ты видел своими глазами?

– Он был рядом с чужаками.

– Что он там делал?

– Сидел на верблюде и смотрел.

– Он видел, как ты побежал к колодцу?

– Нет. Он ничего не знает. Ты ведь ему не скажешь? Если он узнает, что я здесь…

– Ладно, ладно. Я ничего не скажу. Не бойся.

– Если он узнает, что я оставил стадо, то живого места…

– Я не скажу, – сурово ответила Халима.

Мальчик умолк. Он быстро бежал по камням рядом с матерью.

Они пробежали по утоптанной вьючными животными дороге, которая вела от колодца к шатрам. Не доходя до самого левого из них, дорога разветвлялась. Одна ее часть шла в самую середину стоянки, а другая – на склон близлежащего холма. Это была мало утоптанная тропинка, по которой редко кто ходил, и вела она к одиноко стоящему шатру Халимы. В племени Бани-Саад этот шатер считался особенным. Это было затерянное уединенное жилище, и мало кто туда заглядывал.