Геза Гардони - Звезды Эгера. Т. 1

– Это сам Балинт Тёрёк, – почтительно повторил священник. – Если он взглянет на нас, ты, Гергё, сними шапку.

Но Балинт Тёрёк не смотрел в их сторону. Он глядел на противника, с головы которого слуги стаскивали шлем.

Когда шлем с величайшим трудом был снят, всадник первым делом выплюнул три зуба на землю, усыпанную гравием, потом выругался по-турецки.

Из-под свода ворот вылезло человек восемь турок-невольников. Они помогли побежденному снять доспехи.

Латник этот был таким же невольником, как и остальные.

– Ну, кому еще охота сразиться со мной? – крикнул Балинт Тёрёк, пустив коня вскачь. – Кто убьет меня, получит в награду свободу.

Перед ним предстал мускулистый турок с жидкой бородой, одетый в красную безрукавку.

– Попытаемся, может, сегодня мне больше посчастливится.

Турок облачился в тяжелые доспехи. Товарищи закрепили их сзади ремнями, напялили ему на голову шлем, принесли и натянули ему на ноги другие, железные сапоги, ибо у этого турка ноги были длинные. Потом с помощью шестов подсадили его на коня и дали в руки палаш.

– Дурак ты, Ахмед! – весело крикнул Балинт Тёрёк. – Палаш к панцирю не идет.

– А я уж так привык, – ответил невольник. – И если ты, господин, боишься биться палашом, я и пытаться не стану.

Они говорили по-турецки. Священник переводил Гергё. Балинт Тёрёк снова надел шлем на голову и поскакал вокруг двора, размахивая легким копьем.

– Вперед! – крикнул он, выскочив вдруг на середину двора.

Гергё задрожал.

Турок пригнулся в седле и, взяв палаш в обе руки, помчался на Балинта Тёрёка:

– Аллах!

Когда они съехались, турок поднялся в стременах и приготовился нанести страшный удар.

Балинт Тёрёк нацелился копьем турку в пояс, но копье соскользнуло, и Балинт выронил его. Однако щитом он отвел страшный удар турка и в тот же миг, схватив его за руку, стащил с коня. Турок боком рухнул на песок, подняв клубы пыли.

– Довольно! – засмеялся Балинт Тёрёк, быстрым движением подняв забрало. – Завтра еще сразимся, если буду дома. – И он затрясся от смеха.

– Это не по чести! – заорал турок, тяжело поднимаясь на ноги. Видно было, что рука у него вывихнута.

– Почему не по чести? – спросил Балинт.

– Рыцарю не подобает стаскивать противника рукой.

– Да ты же не рыцарь, чертов басурман! У тебя, что ль, учиться рыцарским обычаям? Вы самые обыкновенные грабители.

Турок, надувшись, молчал.

– Уж не считаете ли вы рыцарским турниром, когда я выхожу вот так сражаться с вами? К черту, на вилы всех вас, проходимцев! – крикнул Балинт Тёрёк и вытащил правую ногу из стремени, готовясь слезть с коня.

– Господин! – Вперед вышел худой седобородый турок и, плача, сказал: – Сегодня я еще раз готов схватиться с тобой.

Стоявшие во дворе расхохотались.

– Еще бы! Ты думаешь, что я уже устал. Ну да ладно, доставлю тебе такое удовольствие.

И Балинт Тёрёк снова надвинул шлем, который успел положить себе на колени.

– Попугай, который раз ты бьешься со мной?

– Семнадцатый, – плаксиво ответил турок, у которого нос действительно походил на клюв попугая.

Балинт Тёрёк снял шлем и бросил его на землю:

– Вот, даю тебе поблажку! Начнем!

Разница между ними была огромная: Балинт Тёрёк – богатырь, во цвете лет, могучий и подвижной; турок – тщедушный, сутулый человек лет пятидесяти.

Они сшиблись копьями. От первого же удара Балинта турок вылетел из седла и, перекувырнувшись в воздухе, свалился на песок.

Все засмеялись: и слуги, и оруженосцы, и невольники.

Господин Балинт кинул щит, железную перчатку и слез с коня, чтобы оруженосцы освободили его от остальных доспехов.

«Попугай» поднялся с трудом.

– Господин! – обратил он к Балинту Тёрёку окровавленное лицо и заплакал. – Отпусти меня домой. Жена и сиротка-сын два года ждут меня.

– А почему же тебе дома не сиделось, басурман? – досадливо спросил Балинт Тёрёк.

Он всегда сердился, когда невольники просились на свободу.

– Господин… – плакал турок, ломая руки. – Сжалься надо мной. У меня красивый черноглазый сын. Два года не видел я его. – Он на коленях подполз к Балинту Тёрёку и бросился ему в ноги. – Господин, сжалься!

Балинт Тёрёк утирал лицо платком. Пот струился с него градом.

– И вам, мерзавцам, и вашему султану – всем бы сидеть у меня на цепи, – сказал он, с трудом переводя дыхание. – Убийцы, грабители, негодяи! Не люди вы, а бестии!

И он прошел мимо.

Турок схватил горсть песку и, кинув вслед Балинту Тёрёку, крикнул:

– Да покарает тебя Аллах, жестокосердый гяур! Чтоб тебе в кандалах поседеть! Чтоб ты сдох да вдову и сирот оставил! Прежде чем душа твоя попадет в ад, пусть Аллах научит тебя втрое горше плакать, чем плачу я!

Он выкрикивал проклятия; слезы лились у него из глаз и, стекая по израненному лицу, смешивались с кровью.

От ярости у него даже пена выступила на губах. Слуги потащили его к колодцу и окатили водой из ведра.

Балинт Тёрёк привык к подобным сценам. Они вызывали в нем только гнев, и ни мольбами, ни проклятиями нельзя было заставить его развязать узы неволи и отпустить раба.

Ведь, в конце концов, невольник всегда и везде молит о свободе; разве что один молча, а другой вслух. Балинт Тёрёк с детства слышал эти мольбы. В его время рабов причисляли к прочему имуществу. Иных выкупали за деньги, других обменивали на венгерцев, попавших в плен. Так неужто же просто так, во имя Бога, отпустить невольника!

Балинт Тёрёк подставил спину и вытянул руки, чтобы ему почистили кафтан щеткой. Затем, красный от досады, подкручивая усы, он подошел к священнику.

– Добро пожаловать, дорогой гость, милости просим! – сказал он, протянув руку. – Слышал, что тебя, точно рака, обварили кипятком. Ничего, новая кожа нарастет.

– Ваша милость, – ответил священник, держа шапку в руке, – что меня обварили – это бы еще с полбеды. Хуже, что вырезали мою паству. И мать, бедняжку, убили.

– Чтоб вас турецкие псы загрызли! – проворчал Балинт, обернувшись к туркам. – Скажите пожалуйста, один проклинает за то, что я не отпускаю его на волю, другой учит правилам рыцарства. Я выхожу на поединок с саблей, а он не хуже заплечных дел мастера – с палашом. И называет это рыцарским турниром! А когда я стаскиваю его с коня, он еще нос задирает. Чтоб вас псы и вороны заели!

Тёрёк сердито дернул кожаный пояс и в гневе стал похож на того медведя, который красовался у него в гербе на воротах крепости.

Затем он бросил взгляд на мальчика и, улыбнувшись, удивленно спросил:

– Это он и есть?

– Слезай живей! – прикрикнул священник на Гергё. – Сними шапку.

Босой мальчонка с саблей на боку лег животом на спину коня и, соскользнув на землю, остановился перед Балинтом.

– Этого коня ты раздобыл? – спросил господин Балинт.