Пьеро Дельи Антони - Блок 11

Он подошел к окну, а затем, повернувшись, встал к простирающейся за ним безграничной темноте спиной.

– Я никакой не доносчик. Я – руководитель Сопротивления.

Он бросил испепеляющий взгляд на Яцека.

– Послушай меня внимательно. Если ты побежишь сообщать об этом эсэсовцам, ты не проживешь и одного дня. Мои друзья перережут тебе горло, едва только в лагере погаснет свет.

– Ты сейчас не в таком положении, чтобы кому-то угрожать, Отто, – покачал головой Моше. – Лучше рассказывай дальше.

– Тот побег был организован нами. Мы придумали, как его осуществить. Как именно – этого я вам сказать не могу. То, что произошло несколько дней назад, – это был всего лишь пробный побег. Он удался, и теперь настало время перейти к более крупным масштабам. На этот раз убежать из лагеря должны будут видные деятели нашей партии.

– И самым первым из них, видимо, убежать должен ты, – предположил Яцек.

– Да, я. Мы собираемся провернуть нечто грандиозное.

– Собираетесь утащить самый большой котел, в котором варится Wassersuppe? – спросил Моше.

– Мы хотим организовать побег по меньшей мере десяти товарищей из нашей партии. Они входят в Arbeitskommandos, [55] которые работают в «Буне». Нам окажут помощь наши друзья из Армии крайовой. [56]

– И что потом? Объявите войну Люксембургу?

– Через несколько месяцев война наверняка закончится. Поэтому необходимо, чтобы партия была восстановлена как можно быстрее. На это и направлены наши усилия. То, что произошло в Германии, не должно здесь повториться никогда.

– В общем, ты жертвуешь собой ради блага Европы…

– Это будет самая значительная акция из всех, какие только совершались Сопротивлением здесь, в лагере. Все было организовано еще несколько недель назад. Меня ждут. Поэтому я и пытался с ними общаться. Они должны знать, что я еще жив. Меня схватили и упрятали сюда в тот момент, когда мы начали непосредственную подготовку к побегу. Без меня вся задуманная акция может окончиться провалом. Не позднее пяти утра я должен отсюда выбраться – выбраться любым возможным способом.

Моше молча и недоверчиво смотрел на Отто. Берковиц о чем-то задумался: он сдвинул очки на лоб и тер нос. Иржи снова стал напевать: «Saß ein Jäger mit seiner Lola…» Яцек и Алексей зыркали на Отто с нескрываемой враждебностью.

– Вы, наверное, мне не верите, – сказал Отто.

– А ты попробуй нас убедить, – ответил ему Моше.

– Ну что ж, слушайте. В Германии я учился одно время в университете, изучал медицину. Моя мать умерла, когда я был еще маленьким. Мой отец и мой брат работали на заводе Круппа. Они вкалывали на него по десять и даже двенадцать часов за смену. Я был в семье самым смышленым, и все семейные сбережения уходили на то, чтобы оплачивать мою учебу в университете. Я очень хотел стать врачом. И не просто врачом, а выдающимся врачом. Я лечил бы детей рабочих бесплатно и брал бы деньги только с тех, кто может позволить себе заплатить за лечение… Однако я, как и все другие молодые люди, еще очень плохо разбирался в жизни… – Лицо Отто помрачнело. – Как-то раз на заводе возле доменной печи произошел несчастный случай. Мой брат погиб сразу же, а отец умер пятью днями позднее, не приходя в сознание. Я, можно сказать, остался совсем один. Продолжать учебу я уже не мог. Мне пришлось пойти работать на завод. Однако о том, что произошло с братом и отцом, я не забыл.

В бараке снова воцарилась тишина.

– Это все очень трогательно, – нарушил ее Моше. – Однако откуда нам знать, что то, что ты нам рассказал, – правда? Кому предназначались твои сигналы? Почему нас теперь только девять? Почему Аристарха и того паренька отсюда увели? И кто он такой?

Моше показал на блондинчика, который все это время молча наблюдал за происходящим.

– Лично мне кажется, что ты – предатель, – сказал Моше, пристально глядя на Отто. – Ты…

Не успел он договорить, как вдруг Элиас, уже давно не произносивший ни слова, подскочил к нему в порыве внезапного гнева.

– Предатель! И ты еще осмеливаешься выдвигать подобные обвинения!.. Предатель!

Лицо раввина перекосилось от ярости. Другие заключенные удивленно уставились на него: они знали этого еврея как человека весьма кроткого. Он раньше почти никогда ни на кого не повышал голоса.

Моше ничего ему не ответил – он лишь смущенно опустил глаза. И это тоже удивило остальных заключенных: Моше слыл среди них человеком, которого ничто не могло застать врасплох.

– Предатель… Обманщик… Змей! – кричал Элиас.

Иржи попытался обнять Элиаса, чтобы успокоить, но раввин оттолкнул его.

– Настало время для того, чтобы вы узнали всю правду об этом человеке… Он еще осмеливается обвинять других в предательстве! Он! Да это же смешно!

Никто не решался угомонить разбушевавшегося раввина. Даже Яцек и Алексей с любопытством таращились на Элиаса. Отто и тот на время забыл о неприятной ситуации, в которой только что оказался.

– Этот человек, которого вы видите перед собой… это Моше Сирович, работавший агентом по продаже недвижимости, личность, пользовавшаяся известностью во всем нашем квартале – я бы даже сказал, во всей Варшаве. Не могу сказать, что его там уважали, нет. Скорее побаивались. Никто не умел так ловко проворачивать дела, как он. Волк в овечьей шкуре…

– Элиас… – умоляющим тоном произнес Моше, на мгновение поднимая глаза.

– Замолчи, пес! Ты – обманщик с ангельски невинным личиком. Прямо как у Иисуса Христа! Ты способен своей болтовней заморочить голову кому угодно. Или, может, я сейчас лгу? Нет, ты прекрасно знаешь, что я не лгу. Скольких людей ты надул своими махинациями? И евреев, и неевреев – тебе ведь все равно, кого обманывать. Но как раз таки из-за твоего умения ловко проворачивать дела тобой и восхищались, в том числе и в нашем кругу. Даже я – откровенно в этом признаюсь – в течение какого-то времени был ослеплен этим твоим талантом. Я был ослеплен им так сильно, что даже… даже стал тебе полностью доверять. Доверять тебе! Это было самой большой ошибкой в моей жизни!

– Им это неинтересно, Элиас.

– Раньше, может, было неинтересно. А вот теперь… теперь они должны знать, с кем им приходится иметь дело. Ты обвинил Отто в том, что он якобы предатель. Я не знаю, правда ли это. Однако я знаю, что ты запросто предал своего лучшего друга. И им следует об этом знать. Теперь это уже важно.

Элиас провел тыльной стороной ладони по губам. Жажда уже давала о себе знать. Здесь, в лагере, ее можно было утолить только похлебкой. Однако им ее до сих пор не принесли.

– В Варшаве, когда нас загнали в гетто, Моше стал одним из моих друзей. Можно даже сказать, что он стал моим лучшим другом. За несколько месяцев до этого он провернул для меня одно выгодное дельце, и я счел, что он это сделал потому, что он хороший человек. Я стал настолько слеп, что не заметил, что он с самого начала умышленно все подстроил…