Мартин Винклер - Женский хор

– Что вы сделали?

– Акушерка моих друзей и молодой врач, с которым она работала, приняли нас и сказали, что помогут ей родить и по возможности оттянут административные процедуры, чтобы никто не узнал, что она в роддоме. После твоего рождения мы решили как можно скорее бежать из города, сразу, как к Мари вернутся силы. Тогда бы мы пошли и зарегистрировали тебя вместе. Мари всегда думала, что убежать от матери невозможно, мысль о том, что у ее ребенка есть отец, придавала ей силы. Ребенка, который на этот раз… – Из его глаз снова брызнули слезы. Я тоже плакала. – Ребенка, который на этот раз должен был родиться нормальным… – Он закрыл лицо руками. – I\'m so sorry, Jeannie [90] .

– Don\'t be sorry, Daddy, you don\'t have to be sorry of anything, you didn\'t do me any harm [91] .

– I know, but [92] … Мари… Твоя мать… Увидев тебя, она потеряла голову.

– Когда она тебя увидела ? О! – вскричала Сесиль. – Можно, я уйду?

– Если ты сдвинешься с места, я верну тебе твой сальпингит! – сказала я, тыча в нее пальцем, и вдруг, удивившись своей реакции, разрыдалась (о боже!). – Прости меня, Сесиль, я не… такая, как все, но я не чудовище, как моя бабушка…

Сесиль встала, села на низкий столик и взяла мою руку, не знаю, сколько рук теперь меня сжимало, но под гнетом горя мы склонились все вчетвером, наши головы касались друг друга, и никто не разжимал объятий.

– Не знаю, какая ты, Джинн Этвуд, – сказала Сесиль, – но я знаю, что у тебя есть…

– Яички? – сказала я, разрыдавшись еще сильнее.

– Нет, конечно нет! Я знаю, что в тебе слишком много достоинства и честности, чтобы ты была чудовищем. Так что прекрати говорить глупости!

Я перевела дух:

– Daddy… Продолжай.

Он с трудом вырвался из наших объятий, встал и подошел к окну:

– Мари растерялась, она сошла с ума. Она стала звать мать, разговаривала как маленькая девочка, больше не хотела меня видеть и слышать, она даже отказывалась…

– Что? Говори!

– Смотреть на тебя, брать на руки. Я сделал все, что мог…

– Знаю. Уверена, тебе не в чем себя упрекнуть…

– Нет, мне есть в чем себя упрекнуть! – вскричал он. – Через час после твоего рождения пришла Мари-Луиза. Ее предупредил знакомый врач из роддома. Она находилась неподалеку: Камиллу оперировали в гинекологическом отделении, и ее палата была всего двумя этажами ниже родильных залов. Увидев ее, я подумал, что готов ее убить, только чтобы она тебя не забрала. Но ты ее не интересовала. Мари в присутствии свидетеля заявила, что отказывается от тебя, и вызвала мать. Мари-Луиза торжествовала: она получила доказательство своей безграничной власти над дочерью. Она велела ей одеться и увела ее, даже не взглянув на тебя. А потом она начала мстить.

– Что она тебе сделала?

– Для начала она сделала так, что меня выгнали с работы.

– За то, что ты соблазнил клиентку своего банка?

Он повернулся ко мне и грустно улыбнулся:

– Тогда я еще не работал в банке, Sweetheart Я стал банковским служащим через несколько недель после твоего рождения.

– Ты никогда мне об этом не говорил! Ах, я знала, что ты заслуживаешь большего, чем эта работа!!! Что ты делал до того, как занялся чеками?

– Я… работал в психиатрической больнице.

– В администрации?

– Нет, в отделениях. – Он обратился к Жоэлю: – Я так рад, что она вас встретила, Жоэль, и я уверен, что это не имеет никакого отношения к эдипову комплексу. Как говорил Фрейд, «иногда сигара – это просто сигара».

– Но, – сказала я, – что ты такое говоришь ?

Жоэль вздрогнул:

– Он говорит… что был психологом.

– Детским психологом. Камилла была одной из моих пациенток, я несколько раз принимал ее, когда она была подростком, ее к нам направил их семейный врач – ему удалось убедить Мари-Луизу отвести ее к нам, чтобы помочь справиться с глубокой депрессией, вызванной частыми хирургическими вмешательствами. Я познакомился с Мари в тот день, когда она сопровождала Камиллу, пока Мари-Луиза мучила одного из психиатров, пытаясь выведать, что сказала Камилла… Теперь ты понимаешь, что мне есть в чем себя упрекнуть?

– Как это? Ты обидел Камиллу? Ты помог Мари-Луизе ее мучить?

– Конечно нет!

– И Мари ты не соблазнял ?

– Нет, но я понял, что их связывает: Мари нужно было с кем-то поговорить, а поскольку прийти одна она не могла, она мне позвонила. Она страшно страдала. Я не мог повернуться к ней спиной и сказать: «Я не должен вас слушать». Мы поговорили. Мы много разговаривали. Постепенно… мы влюбились друг в друга. Эти отношения нельзя назвать безобидными. Хотя Мари и не являлась моей пациенткой, я был терапевтом ее дочери (которую она выдавала за сестру). Влюбиться в нее, позволить ей влюбиться в меня – это было преступление.

– Но ты ее не изнасиловал, черт побери! – воскликнула я и вскочила на ноги. – Ты пытался им помочь, ей и Камилле, вырваться из лап дракона, ты помог моей матери, ты сделал меня, признал и вырастил, так что мне плевать на твое преступление! Тебе не в чем себя упрекнуть!

– Жанни , – сказал Жоэль и положил ладонь мне на руку, чтобы меня успокоить.

– Что? В чем – Не трогай моего папу! – дело?

– У тебя есть право простить своему отцу все, что хочешь. Но смирись с тем, что он себя в чем-то упрекает…

Черт возьми, в следующий раз, когда мне вздумается влюбиться, надо выбирать парня поглупее, чтобы быть правой хотя бы иногда, когда я начинаю нести чушь. Как же я тебя люблю, Жоэль, я люблю тебя, но, проклятие, как же это сложно! Ну же, дыши, Скарабей, дыши, ты на ковре, но ты еще не повержена, дракон задал тебе трепку но и у тебя еще силы не иссякли. И у тебя все еще есть копье…

Отец посмотрел на Жоэля и наклонил голову, благодаря его.

– Хорошо. Что еще эта дура сделала?

– Она нас сковала цепями. На следующий день после твоего рождения я пошел в мэрию, чтобы заполнить признание отцовства. Мне ответили, что эту бумагу должна подписать мать ребенка. Я решительно направился к Мержи, с твердым намерением предупредить власти, если Мари-Луиза незаконно лишит твою мать свободы. Мари-Луиза меня впустила. Она сообщила мне, что ночью Камилла умерла от последствий операции. В глазах Мари-Луизы только Камилла имела какую-то ценность. Мари больше не была ее дочерью, она была ее рабыней. Ты бы тоже стала ее рабыней, ведь ты дочь рабыни и незнакомца. Но если ее любимая дочка, находясь в роддоме, родила ребенка…

– Ты хочешь сказать…

– Она взяла документ, вписала в него имя Камиллы и положила его передо мной на стол.