Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова

Этот жест удивил всех ее друзей, да, честно признаться, Ли и сама на себя удивлялась. Она ведь всегда гордилась тем, что избегает излишне близких связей со студентами. «И вот, – с сожалением подумала она, – я присматриваю за дочкой своей возлюбленной в путешествии по Средиземноморью». Теперь, когда Китти умерла. Ли чувствовала себя всего лишь одинокой пожилой женщиной с прошлым, отступающим подобно древней береговой линии.

Она со стоном упала на кровать. «Я не буду купаться в жалости к себе, как эти вечно печальные английские женщины, о которых я читала в романах Аниты Брукнер. Я должна выбирать и понимать, что уже сделала решительный шаг».

Люси в ужасе проснулась, вспоминая свой сон. Уже едва помня его, она все-таки сумела вновь почувствовать, как ждала тогда свою мать, которая работала рядом с Вай-Ривер, в Онтарио.

В тот давно уже ушедший день Люси отважно ждала маму рядом со старинными руинами иезуитского монастыря, затерявшимися в болотах. Все утро она играла в камышах, корни которых сплетались под водой в упругий ковер, и представляла себя одним из иезуитов, приплывших из средневековой Франции. Она представляла себя человеком, который оставил все топоры и ружья и не отрекся от своей веры, даже когда ирокезы снимали его обожженную плоть заостренными раковинами.

Люси провела много времени, глядя, как осетры сверкают своими желтыми брюшками, а рыбаки взбираются вверх по реке в алюминиевых плоскодонках, следы от которых оставались в облаках водорослей, напрасно пытаясь услышать голос своей матери в приглушенном звуке транспорта, проезжающего по эстакаде.

Теперь мама мертва, а вместо себя она оставила эту Польскую Тыкву, оскорбляющую Люси своими покровительственными речами, – как же, Кити беспокоило, что ее девочка такая замкнутая. Как будто застенчивость – это недостаток. Люси пришла в голову мысль, что Ли наказывает ее за то, что она жива, а Китти мертва. Что ж, сама она не падет столь низко, чтобы перекладывать свою скорбь на кого-то другого.

Девушка включила ночник и села, скучая по дому, по своей уютной комнате. Мать как-то сказала, что легко быть грустной после трансатлантического перелета: смена часовых поясов опутывает вас легкими усиками печали, похожими на начало депрессии. А уж ее мать знала в этом толк. В конце концов, Китти провела последние годы своей жизни, путешествуя по отдаленным местам, радостным и экзотическим, позволяя Люси расти самостоятельно и по собственному усмотрению распоряжаться жизнью.

Девушка вспомнила их столетний викторианский дом в Торонто. Это было их первое Рождество вместе с Ли, и они праздновали его у камина. Гостья сидела в кресле, ела бельгийский шоколад и смотрела, как Люси разворачивает подарок матери – набор для гадания с красивым мешочком, перевязанным ленточкой. Тогда мама еще сказала, улыбаясь Ли через плечо Люси, что это, конечно, все ерунда, но, возможно, подобного рода вещи ее позабавят. Люси поблагодарила Китти, а затем, рассерженная, унесла подарок наверх. Этим вечером мать пришла к дочери в спальню.

– Я расстроила тебя, да?

Люси отвернулась, чтобы не видеть напряженные складки на лице матери. «Ты – лесбиянка, – хотелось крикнуть ей, хотя эти слова так никогда и не сорвались с ее языка. – Думаешь, что можешь загладить свою вину, свою интрижку, раздавая подарки?»

– Я знаю, ты думаешь, какая у тебя плохая мать. – Она услышала вздох Китти. – Мне очень жаль. Но, Люси, тебе уже двадцать один год. А я не должна извиняться за то, что кого-то полюбила.

Голос матери был таким грустным и безнадежным, что девушка оттаяла, сказав, что не сердится.

Пакуя вещи для путешествия с Ли, Люси неожиданно снова наткнулась на этот, набор для гадания. И словно бы в шутку положила его в чемодан, втайне надеясь, что в нем живет магическая связь с покойной матерью.

А сон все не приходил. Чем бы таким заняться? Люси нашла пачку статей, спрятанных в ее рюкзаке, и обратилась к запискам англичанина Артура Саймонса, посетившего замок графа Вальдштейна в Дуксе сто лет спустя после смерти Казановы. Все было так, как она думала. Саймонс подтвердил, что видел в венецианских архивах счет за ремонт крыши Герцогского дворца, проведенный после причиненных Казановой разрушений. Здесь же была и дата ареста Казановы, 26 июля 1755 года. А в ночь с 31 октября на 1 ноября 1756 года он сбежал из Пьомби, или Свинцов, – так называли тюрьму, расположенную под свинцовой крышей Герцогского дворца. В то время Казанове был тридцать один год, и он прожил в изгнании восемнадцать лет, если верить Саймонсу, который писал, что все 122 его любовных приключения и все совпадения с историческими персонажами можно подтвердить документально.

Люси восхищалась Казановой за его приверженность к фактам. Она полагалась на них, поддерживаемых историческими источниками и сомнительными теориями. Искусные рассказы обычно разочаровывают тех, кто отдается им всецело, тогда как факты с их специфической, ограниченной сущностью более надежны. Профессия ее матери, археология, заключалась в построении мира исходя из крохотных артефактов, тогда как ее призвание, архивиста, заслуживало большего доверия. Например, счет из прачечной Джона Макдональда всегда будет счетом из прачечной канадского премьер-министра, что бы кто ни говорил. Тогда как все эти толстые Венеры доисторических времен могли быть чем угодно – символами древнего божества, воплощавшего великую созидательную силу Вселенной, как объяснила ей Ли сегодня утром в антикварном магазине, или же просто порнографией. «Если вы решили погрузиться в доисторические времена, то история становится некоей вещью, созданной кем-то», – решила Люси. Но не подумайте, что она пыталась понять свою мать. После того как та встретила на Крите Ли, Люси отказалась от Подобных попыток.

Все еще погруженная в мысли о матери, она запустила свой ноутбук и открыла старые электронные письма, остановившись на тех, где стоял адрес: «katherine.adams@synipatico.ca». Как часто девушке хотелось удалить их, но в последний момент палец замирал на клавише! Люси чувствовала себя спокойнее, сохраняя электронные послания, как если бы она и ее мать до сих пор переписывались друг с другом. Очень трудно было поверить, что человек вроде Китти, в котором столько жизни, может исчезнуть. Но причина заключалась не только в этом: Люси просто не могла понять, как это люди отправляют свои бесценные послания в корзину. «Нашим потомкам будет недоставать исторических записей ушедших поколений, – размышляла Люси. – В Интернете все исчезает. Он подобен пляжу, с которого волны ежеминутно слизывают отпечатки человеческих ног».

С неохотой она закрыла старые письма матери и открыла новое сообщение – от тети Веатрис.