Хелен Браун - Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут

Мэри встала, чтобы принести тряпку с кухни, а Лидия кинулась спасать котенка от потопа. Но, прежде чем она успела его схватить, он уже проскакал на другой конец комнаты и стал карабкаться по шторам.

– Иди сюда, котик! – позвала я.

Джона на секунду замер, словно обдумывая приглашение. Но потом прищурился и, как заправской воздушный гимнаст, перепрыгнул со шторы на крышку кухонного буфета.

Сделанный неизвестным мастером где-то в зарослях новозеландского кустарника в середине XIX века, этот буфет из каури давно уже превратился в любимый ресторан для многих поколений жуков-точильщиков. Каждый раз, открывая дверцу, я натыкалась на кучки древесной пыли, которые напоминали о том, что недалек тот день, когда все сооружение рухнет. Я пыталась поправить дело при помощи «реставратора», оставившего рекламную листовку в нашем почтовом ящике. У него буфет провонял сигаретным дымом и выпивкой, после чего вернулся к нам в еще более плачевном состоянии. В нижние ящики я сложила семейные альбомы, чтобы придать конструкции хоть какую-то устойчивость. Лучшие бокалы для вина стояли в верхнем отделении, поскольку практически ничего не весили и вряд ли могли спровоцировать обвал полок.

Вот только я никак не ожидала, что на крышку буфета однажды приземлится котенок-берсерк. Бокалы жалобно звенели, пока Джона пытался обрести равновесие. Лидия забралась на кухонный стул и стала уговаривать котенка спуститься. Он смотрел на нее сверху вниз, не двигаясь с места. Вздохнув, Лидия отправилась в садовый домик за стремянкой. Уже через несколько минут Джона с интересом наблюдал, как она осторожно взбирается по лестнице, чтобы его снять.

Когда котенку показалось, что его вот-вот схватят, он спрыгнул с буфета, отчего фужеры для шампанского повалились на бокалы для красного вина, которые, в свою очередь, врезались в бокалы для белого вина, а те не замедлили потревожить покой бокалов для хереса, которыми никто не пользовался с 1970 года.

– Как жаль, что я завтра уезжаю, – не вполне искренне протянула Мэри, глядя, как Джона бежит к кухонному столу.

Котенок, разбитые бокалы, постоперационная усталость – я вдруг поняла, что для меня это чересчур. Как я могла так быстро в него влюбиться и даже выбрать ему имя? Не сказав ни слова, я вернулась в спальню, закрыла дверь, забралась в кровать и уснула.

Разбудили меня звон колокольчика и незнакомый писк. Лидия открыла дверь, и Джона влетел в комнату, волоча за собой удочку. Котенок забрался на покрывало, старательно огибая самые исстрадавшиеся части моего тела, и положил игрушку мне в руку.

– Он хочет поиграть, – сказала Лидия. – А мне нужно помочь Мэри с ужином. Можно я оставлю его с тобой?

Используя более сильную левую руку, я приподняла удочку и потрясла птичкой где-то в районе своих ног. Колокольчик жалобно звякнул, и Джона бросился за добычей. Котенок был невероятно быстрым. Я дернула удочку в противоположном направлении – и Джона в изящном прыжке поймал птичку прямо в воздухе. Чем быстрее я двигала игрушкой, тем быстрее становился котенок. Когда птичка подлетела на метр вверх, он подскочил за ней, извернувшись в воздухе, как балерина. Похожий на сжатую пружину, он каждый раз достигал цели.

Я утомилась уже через пару минут игры. Но не Джона. Он хотел, чтобы я продолжала забавлять его. Когда я отложила удочку, он схватил ее и снова сунул мне в руку. К счастью, в этот момент из школы пришла Катарина. Младшая дочь моментально поддалась чарам мурлыкающего озорника.

– Ой, мам! Он такой милый! – восхищенно воскликнула она. – Можно мне взять его ненадолго?

Да хоть насовсем забирай! Унося котенка из комнаты, Катарина пообещала полностью взять на себя кормежку маленького монстра и кошачий туалет.

Чтобы отпраздновать отъезд, Мэри приготовила королевский ужин: запеченные куриные ножки и пудинг по рецепту, который использовала еще наша бабушка. Запахи детства выманили меня из комнаты; я устроилась на зеленом диване и оттуда наблюдала, как сестра и дочь хлопочут на кухне. Стоя бок о бок, они работали в едином ритме: пока Мэри взбивала масло для пудинга, Лидия чистила овощи. Ужин должен был быть готов примерно через сорок минут, как раз когда Филипп вернется с работы.

Джона развлекался, бегая вверх-вниз по лестнице. Вероятно, решил отдохнуть после раздирания нового ковра, скачек по коридору, покорения штор в гостиной и ныряния в туалет.

Выкладывая масло для пудинга на блюдо с тушеными сливами, Мэри поинтересовалась, была ли Клео такой же активной. Я смутно помнила, как Клео вела себя в детстве. Возможно, теперь я просто была слабее физически, но Джона казался мне невыносимым. Совершенно невыносимым. В его возрасте Клео уже превратилась в спокойную и рассудительную кошечку. Я сомневалась, что смогу справиться с ним, когда останусь дома одна. Я уставала, даже наблюдая за неугомонным котенком! Если бы мы придумали, как подключить его к электросети, он обеспечил бы светом весь пригород. Пожалуй, если Филипп попросит вернуть Джону в магазин, я не слишком расстроюсь.

Лидия постелила на стол белую скатерть. Расставив тарелки, бокалы и приборы, она добавила вазу с цветами и зажгла свечу в моем любимом мексиканском подсвечнике – светло-зеленом керамическом горшочке, украшенном цветами.

– О, Лидия, – восхитилась я. – Выглядит бесподоб…

В этот момент на стол запрыгнул Джона: вилки и тарелки полетели в разные стороны, подсвечник опрокинулся и разбился, и только перевернутая цветочная ваза, расплескавшая все содержимое, помешала скатерти воспламениться.

В обычном, дооперационном состоянии я бы только посмеялась.

– Кто-нибудь может его угомонить? – завопила послеоперационная я.

Заметив мое недовольство, Лидия схватила хвостатого вандала и пересадила в кресло. Пока Мэри пыталась восстановить былую роскошь стола, Лидия удерживала отчаянно брыкавшегося котенка, пока тот наконец не затих. Закрыв глаза, дочка начала тихо напевать. Джона навострил уши, прислушался – и стал аккомпанировать ей громким мурчанием. Перенесенные в невидимый мир музыки, котенок и Лидия погружались в состояние абсолютного спокойствия…

Впрочем, это не помешало Джоне всего через несколько минут открыть глаза и ускакать в мой кабинет. Вскоре мы услышали, как маленькие лапки бодро топчутся по клавиатуре.

– Останови его! – крикнула я Катарине, которая спустилась вниз, привлеченная шумом.

Дочь кинулась в кабинет, но Джона уже выходил оттуда с весьма задумчивым выражением мордочки.

– Все в порядке! – крикнула Катарина. – Несколько кнопок заело, но я починю. А еще он опрокинул банку с резинками для волос. Я все подберу.

Джона подбежал ко мне, сдавленно мяукнул, и его стошнило резинкой прямо на ковер.