Хелен Браун - Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут

Ученики и последователи – в основном из западных районов – приходили к нам, чтобы выразить почтение Учителю и послушать его рассказы об изменениях в монастыре. Конечно, монахини радуются новой кухне, но останавливаться на этом гуру не собирался. Он мечтал о том, что когда-нибудь на горе над монастырем будет возвышаться огромная статуя Будды.

В перерывах между приемами гостей я расспрашивала монаха о его прошлом. Он вырос в бедной деревеньке и привязался к Великому Учителю. Гуру показывал мне фотографии величественного монаха, который жил и здравствовал, несмотря на более чем достойный возраст (ему было больше девяноста лет).

В молодости наш гость провел несколько лет, медитируя в пещере, часть которой была в дальнейшем переделана в жилое помещение. Сам он перебрался в монастырь на горе, а в пещерном доме сейчас живет молодой монах, столь же ревностный сторонник медитации. Это место так и осталось центральной частью монастыря.

После полудня мы повезли монаха в ботанический сад. Пока мы любовались озером, я спросила его о разнице между буддизмом на Шри-Ланке и в Тибете. Ответ был многословным и содержал отступления о возможном просветлении Филиппа, но я надеялась, что это можно списать на языковой барьер. К счастью, муж не слышал, о чем мы говорим, – его куда больше занимал черный лебедь.

Я решила сменить тему и сказала монаху, что он привиделся мне вскоре после операции. Тот откинул голову назад и довольно рассмеялся.

– У меня получилось! – объявил он. – Да! Получилось!

То есть теперь в его репертуаре еще и телепортация. Я не знала, кто из нас был более сумасшедшим – он, поскольку искренне верил, что перенесся в пространстве, или я, потому что видела его своими глазами.

На следующий день порядок вещей несколько изменился. Монах изъявил желание почтить нас своим присутствием за обедом, если, конечно, все блюда будут вегетарианскими и мы накроем стол до полудня.

Поскольку это произошло в воскресенье, мы ждали в гости Роба и Шантель. Я послала им эсэмэски, предупреждая, что нужно приехать пораньше.

Не могу сказать, что за обедом царила дружеская и расслабленная атмосфера. Сидящий за столом монах все-таки вносил свою лепту. Тем не менее мы старались, как могли: вежливо передавали друг другу салат, хлеб и тушеные бобы. Правда, я заметила, что Роб тоскливо поглядывает на блюдо с ветчиной в холодильнике, но делал он это очень аккуратно.

Джона, слава богу, оправился от вчерашней одержимости нашим гостем и вел себя почти нормально.

Когда тарелки наконец были наполнены, вилки занесены, а мы готовы приступить к трапезе, монах вдруг напомнил нам, что настало время благословения. Приборы грустно легли на стол, и мы смиренно склонили головы.

– Он собирается читать молитву? – шепотом спросила я у Лидии, искренне огорченная нашей грубостью. Но честное слово, кто мог предположить, что буддисты тоже молятся перед едой? Хотя, если подумать, благословение пищи, скорее всего, универсальная религиозная практика.

Монах подошел к делу очень ответственно. Сперва он благословил землю, которая произвела еду на нашем столе, а также дождь, солнце и фермеров, которые ее вырастили. Мы согласно кивнули и схватились за вилки, но оказалось, что молитва еще не закончена! Приборы вернулись на место, мы снова склонили головы и принялись изучать содержимое тарелок, пока монах благодарил людей, доставивших еду в город…

В гостиной воцарилась тишина. Подобно воздушному шару, она заполнила комнату и прилепилась к окнам. Роб вопросительно посмотрел на меня через стол. Сидевший рядом с ним Филипп, казалось, был погружен в сложные математические вычисления. Катарина прижала подбородок к груди и задумалась о чем-то своем. И только Лидия и монах вели себя совершенно естественно и словно наслаждались тишиной.

А потом началось. Из прачечной донесся шаркающий звук, а потом резкий хлопок. Мы с Катариной переглянулись, поскольку обе понимали, что это означает. Джона выбрал самый подходящий момент, чтобы воспользоваться кошачьим туалетом. Шарканье переросло в целенаправленное царапанье: разбойник раскопал наполнитель и теперь радостно шкрябал когтями по пластиковому дну лотка. Шкррр-шкррр, шкррр-шкррр, все быстрее и быстрее, пока у всех не возникло впечатление, что в соседней комнате роют канаву.

Монах глубоко вздохнул и начал благословлять людей, хранивших нашу еду, и продавцов, которые расставили ее на полках в магазине. Шкррр-шкррр-шкррр! Джона ясно давал понять, что он обо всем этом думает. Катарина едва сдерживала смех. Она понимала, что ведет себя совершенно несерьезно, но ничего не могла поделать. И что самое плохое – ее пример был жутко заразителен!

Не знаю, как такое случилось – возможно, организм среагировал на стресс последних дней, – но я тоже начала хихикать. Роб и Шантель сидели с абсолютно непроницаемыми лицами. У Филиппа было выражение, как у директора похоронного бюро. Они прекрасно держали эмоции под контролем, и только я не могла с собой справиться. Я пыталась не смеяться, но от этого начинали болеть ребра. Чем старательнее я подавляла хихиканье, тем громче оно становилось, пока не начинало напоминать какой-то ослиный крик. За последние тридцать лет я впервые оказалась в такой ситуации! Я честно изобразила приступ кашля, но мне никого не удалось одурачить. Особенно отчаянно покрасневшую Лидию.

Когда обед закончился, монах извинился и удалился к себе в комнату. Складывая посуду в раковину, Лидия смерила нас с Катариной взглядом, от которого покрылись бы инеем тропики.

На следующий день, когда мы прощались с монахом, я не чувствовала ничего… Кроме огромного облегчения!

Вскоре после визита монаха Лидия отвезла меня в клинику, где мне должны были сделать новый сосок. Грег заверил, что это будет простая «косметическая» операция на сорок пять минут – ничего общего с тем, что он проделал семь месяцев назад. Он сказал, что с новым соском я смогу носить тонкие летние майки. Да, мы с ним действительно жили на разных планетах…

Я могу понять, почему некоторые женщины после реконструкции груди не хотят идти на еще одну операцию. Меня миниатюрная вертолетная площадка на месте соска заставила задуматься лишь два раза: когда посторонняя женщина случайно зашла ко мне в кабинку для переодевания и когда я выходила из душа и Филипп отвел глаза.

Но раз уж я озаботилась новой грудью, почему бы не довести дело до конца? Да и Грегу не терпелось добавить «вишенку» на пирожное, которое он создал своими руками.

Хотите, чтобы разговор сошел на нет, – упомяните, что собираетесь делать новый сосок! Если бы вам нужна была новая мочка или палец на ноге, собеседник, скорее всего, проявил бы вежливый интерес. Но произнесите слово на букву «с» – и он уже не знает, что сказать. Потому что соски – это сексуально.