Тони Хоукс - Теннис на футбольном поле [Играя в теннис с молдаванами]

– А почему нет?

– Не думаю, что спортсмены согласятся сыграть с вами.

– О, думаю, согласятся.

– Почему вы так уверены?

– Я вовсе не уверен. Мы не можем быть уверены ни в чем, – заявил я, но тут же добавил: – И в этом я тоже не уверен.

– Тогда почему вы это делаете? Вы же сильно рискуете.

– Потому что хочу выиграть пари и доказать свою правоту. Риск меня не пугает. Я люблю рисковать.

– Это же плохо. Рисковать.

– О, я не согласен, Адриан. Ничем не рисковать значит рисковать всем.

– И что это значит?

Я надеялся, что он не спросит об этом. Глубокомысленные изречения звучат гораздо весомее, когда их не просят пояснить.

Через двадцать минут мы дошли до бульвара Штефана чел Маре, который был единственной в Молдове освещенной улицей. Я снова наслаждался роскошью иллюминации, которую раньше принимал как должное, и теперь видел окружающие дома. Одним из них было главное здание парламента страны, напротив которого в 1991 году объявили о независимости от СССР. Как бы мне хотелось присутствовать при этом историческом событии, всего по одной причине – чтобы встать в сторонке и произнести:

– И они считали, что живут в Молдове… Вот теперь да, вот это настоящая Молдова!

Адриан рассказал, что правящая партия состоит в основном из бывших коммунистов, которые владеют процветающим бизнесом и пользуются своим положением в правительстве, чтобы процветать и впредь.

– Они все продажны, – сказал он с непоколебимой уверенностью.

– А что с оппозицией? Они лучше? – спросил я.

– Все они одинаковы. Никакой разницы.

– А с коррупцией кто-нибудь борется?

– Некоторые журналисты публикуют статьи, обличающие расхищение государственных средств, но и только. Мы, молдаване, очень хорошо умеем пожимать плечами. Есть старая молдавская народная песня о трех пастухах…

Адриан действительно воодушевился. Раньше я его таким не видел.

– …один был венгром, другой валахом, а третий молдаванином. Венгр и валах завидовали молдаванину из-за того, что у него много овец в отаре, и задумали его убить и поделить его овец, но волшебный ягненок поведал ему об их планах и предупредил, чтобы он был осторожен. Вместо того чтобы попытаться избежать смерти, молдавский пастух попросил ягненка передать его семье, что он женился на красивой девушке, то есть на смерти, и что они должны организовать похороны и по справедливости разделить его оставшиеся богатства.

– Очень невеселая история, – заметил я, когда Адриан умолк, очевидно устав от долгого разговора на английском.

– Вообще-то, нет, – заспорил он. – Православная вера учит смиряться с судьбой.

– Может, ты и прав, – ответил я, сдерживаясь, чтобы не сказать то, что на самом деле думал.

А думал я о том, что между смирением с судьбой и потерей надежды – очень тонкая грань.

Адриан оставил меня у безвкусного творения советской архитектуры шестидесятых, а именно – у оперного театра, и побрел в темноту, чтобы встретиться с друзьями. Я собирался сходить в ресторан «Баррикуда», который рекомендовала мне Коринна. Обычно я не люблю ужинать в одиночестве, но на сей раз я с нетерпением ждал возможности понаблюдать за тем, как едят люди в одном из немногих фешенебельных ресторанов столицы. По совету Адриана, я свернул с бульвара Штефана чел Маре на улицу Пушкина и снова оказался в кромешной темноте. В этот раз все было по-другому. В этот раз я был один. И не знал, где разбросаны открытые люки.

В темноте начинаешь ко всему прислушиваться. Звуки шагов, шорох пальто и внезапные резкие голоса кажутся оглушительными. В этой жуткой атмосфере кажется, будто тебя окружают враги. Я начал понимать, насколько беззащитен. Меня мог обидеть кто угодно, даже карапуз с преступными наклонностями. Единственное, что было в мою пользу, – никто не видел, что я до смерти напуган, и у меня был хороший шанс своим подозрительно медленным шагом и тяжелым от страха дыханием тоже кого-нибудь испугать.

Я услышал громкий голос справа от себя; судя по интонации, мне задали вопрос. Все, что я понял, – что надо идти дальше и молиться, чтобы рука мошенника не дотянулась до меня и не оттащила в сторонку для быстрой и жестокой инвентаризации моих карманов. К счастью никто меня не тронул, и, по мере того, как расстояние между мной и потенциальным обидчиком увеличивалось, я начал думать, что враждебным, возможно, окружение было лишь в моем воображении. Вопрос, который мне задали, вполне мог быть абсолютно безобидным, вроде: «У вас нет лишней монетки?», или: «Не знаете, который час?», или: «У меня тут небольшая проблема с кроссвордом, вы случайно не знаете столицу Польши?»

От дверей «Баррикуды» меня довольно бесцеремонно прогнали прочь, потому что я не зарезервировал столик. Через окна цокольного этажа ресторана я видел, что заведение абсолютно пустое, но этот факт, похоже, никак не влиял на мнение придурка у входа. Я не стал спорить, по своему жизненному опыту зная, что в споре со швейцаром столько же смысла, сколько в заявке на проведение Олимпийских игр в Манчестере.

Несмотря на неудачу, я снова потащился через темноту к бульвару Штефана чел Маре, где продолжил ночной разгул, но увидел лишь, что те немногие бары и рестораны, мимо которых я прошел, тоже совершенно пусты. Ради бога, это же вечер пятницы – что происходит? Я вспомнил популярную песню, написанную в честь этого дня недели – «Пятница в моих мыслях», еще есть целая сеть ресторанов под названием «Слава богу, сегодня пятница!» На Западе вечер пятницы представляет собой окончание недели мытарств и трудовой каторги и сам по себе является мини-праздником, возвещающим о свободе выходных. Из того, что мне довелось увидеть здесь, похоже, вечер пятницы в Молдове подобного статуса не имел. Итак, проигнорировав, по крайней мере, четыре заведения, которые мало чем походили на рестораны, потому что либо пустовали, либо были неприятны на вид, либо и то, и другое, я заказал пиво в тихом баре и решил поужинать в первом попавшемся ресторане. Несмотря ни на что.

– Будьте добры, «бит мак» и картошку, – сказал я девушке в униформе за кассой.

Да, боюсь, дошло до этого. Поиски ночной жизни и культуры привели меня в «Макдональдс». Я молился за молдаван, чтобы это не стало будущим их культуры.

– О zi buna, – сказала девушка. Да, эти слова сулили бесперебойное получение прибыли в глобальном масштабе.

Насколько я понял, это означало: «Хорошего дня!» А что еще это могло значить? Подобные банальности меня ужасно раздражают. Я не имею ничего против общепринятой вежливости и манер, но «спасибо» и «до свидания» вполне достаточно. Всегда, когда кто-то в ресторане быстрого обслуживания говорит мне: «Хорошего дня», хочется вернуться в это заведение на следующий день и рассказать в подробностях, как я провел день накануне – в мельчайших подробностях, – причем именно тогда, когда они очень заняты.