Тони Хоукс - Теннис на футбольном поле [Играя в теннис с молдаванами]

У меня мелькнула мысль провести это время в Санкт-Петербурге и попытаться найти игрока Александра Куртияна, но я отказался от нее, когда узнал, что российское посольство делает визу четыре дня. Также я думал о том, чтобы съездить в Румынию, поскольку Трансильванские горы и курорты Черного моря совсем недалеко, но для этого требовалось провести скверные сутки в поезде, не считая административных проблем, ведь у меня была однократная виза.

В общем, пришлось остаться в Молдове. Ну, или вернуться в Англию. Сдаться и вернуться домой. Как бы я ни желал успеха, я все же не мог не рассматривать этот вариант. То есть, что вообще я тут делаю? Скоро две недели, как я здесь, а мне все еще не удалось сыграть ни с одним футболистом. Я не слишком весело проводил время – впрочем, надо признать, приключение с самого начала это предвещало. Есть ли смысл продолжать, по-прежнему добиваться абсурдной цели? Я чувствовал себя, как пес, вцепившийся в палку; челюсти сводит, десны с каждой минутой становятся все краснее от крови. И зачем мне это? Я готов лечь в свою корзинку; хочется, чтобы кто-нибудь бросил мне печенье, завернул в одеяло и погладил по голове. На кой хрен мне сдалась эта чертова палка? Она ведь не из мяса.

За завтраком, на который традиционно подали макароны, я, однако, вел себя как ни в чем не бывало.

– Что будете сегодня делать? – спросил Адриан.

– О, у меня полно дел в Центре журналистики.

– И когда вы сыграете с первым футболистом?

– Скоро.

Скоро. Хорошее слово. Звучит гораздо приятнее, чем «хрен его знает».

– Вы не придете к нам в школу на урок английского? – спросила Елена, порадовав меня переменой темы.

– Зачем?

– Чтобы поговорить с нами по-английски. Я рассказала о вас всем, и все хотят с вами познакомиться.

– Правда?

– Да, пожалуйста, приходите. Я спросила нашу учительницу, и она сказала, что так можно. Почему бы не завтра утром?

– Э-э… ладно, хорошо, думаю, у меня найдется время.

После того как семья разошлась по городским больницам и школам, я решил пробежаться в ближайший парк и попытаться придумать, чем заняться. Иногда мне кажется что физическая нагрузка и успокаивающий ритм переставления ног помогают сосредоточиться. На сей раз я бежал и думал очень старательно.

Возможно, я просто не хочу проиграть пари Артуру или отказываюсь признать, что моя оптимистическая философия безнадежно ущербна. Однако, по большому счету, дело ни в том и ни в другом. Кое-что еще заставило меня крепче вцепиться в палку. Впервые с тех пор, как я сюда приехал, кто-то чего-то от меня захотел. Елена просила, чтобы я пришел к ней в школу. Да, знаю, это мелочь, но она значила для меня очень много. Ни разу с тех пор, как я ступил на молдавскую землю, никто ни о чем меня не просил и не предлагал мне что-то сделать. Вечно приходилось самому все устраивать, выступать зачинщиком, и это утомляло и разочаровывало. Однако одиннадцатилетняя девочка все изменила. Своим приглашением в школу она показала, что кому-то есть до меня дело. По крайней мере, ей самой. И не важно, если никому больше; одной этой причины достаточно, чтобы остаться. В любом случае, пока.

В тот день события продолжали развиваться в позитивном ключе. Когда я позвонил в Центр журналистики и мне сообщили, что Марчел приглашает съездить в субботу в Старый Орхей, я буквально остолбенел. Две недели тишины – и сразу два приглашения за один день. Интересно, связан этот внезапный всплеск общественной жизни с тем Фактом, что я лишился Юлиана, и местные ощутили необходимость заботиться обо мне? Если так, стоило, наверное, сделать это раньше.

Я прошелся к Национальному теннисному центру в надежде сгонять партию, и мне опять повезло – я столкнулся со своим недавним франкоговорящим знакомцем Яном, который устроил для меня игру с многообещающим подростком Александром. На исходе часового поединка этот юнец практически в одну калитку вынес меня на тай-брейке. Внезапно я осознал, что нахожусь не в форме и, чтобы победить в пари, должен играть гораздо лучше. Может, потратить эти четыре дня, чтобы восстановить навыки до должного уровня?

После матча дружелюбный и довольно пухленький на вид Александр научил меня, как считать очки в теннисе на румынском. Через несколько минут я знал все, что, будем надеяться, понадобится при встрече с моими противниками.

Cincisprezece – ноль

Trezece – ноль

Patruzece – ноль

Avantaj – Хоукс

Ghem – Хоукс

Александр отчего-то решил, что я эксперт по теннису, и спросил меня, не знаю ли я, почему в теннисе такая необычная система счета. Да уж, хороший вопрос, я сам им задавался. Почему одно очко – это «пятнадцать»? Почему «deuce» значит «ровно»? Почему «love» – это «ноль»? Что значит «преимущество» того или этого? В Лондоне, проведя целый день в библиотеке, я выяснил лишь, что точного ответа на этот вопрос нет ни у кого и что теннис – очень древняя игра, которая появилась во Франции еще до того, как люди стали все записывать. Считается, что система счета по 15 за очко берет начало в Средних веках, а 40 – есть сокращение от первоначальных 45. «Deuce» – искажение французского «à deux» и значит, что для полной победы игрок должен заработать два очка подряд. Никто точно не знает, откуда взялся термин «love» вместо «ноля», но есть предположение, что он произошел либо от французского «l'oeuf» – «яйцо», которое по форме напоминает ноль, либо от нашего слова «love», когда появилось выражение «любовь – пустышка». (Дикие времена, раз любовь называют пустышкой.) Подача называется подачей потому, что игру начинал за своего хозяина слуга. Практичный игрок вполне мог этим воспользоваться:

– Ах, мой дорогой лорд Солсбери, мне не терпится с вами сыграть. Вы знакомы с моим слугой Сампрасом?

Александра, похоже, не слишком удовлетворил мой ответ, когда я попытался передать суть рассуждений простым английским языком.

– Ты что-нибудь понял, Александр? – спросил я.

– Да, почти все, – ответил он.

– Знаешь, я всегда говорю, – продолжал я, – что, по-моему, лучше бы мы воспринимали слова судьи в начале каждого матча как совет: «Love all» – «Любите всех». Следуй мы этому совету, мир стал бы намного приятнее. Однако мы живем в дерьме, потому что все озабочены лишь преимуществами.

Александр озадаченно посмотрел на меня.

– Я не понимаю.

Не ты один, Александр.

Елена волновалась. Может, она думала, что я откажусь, но ее личико засветилось от радости, когда я встретился с ней у школьных ворот.

– Это моя подруга Марианна, – сказала она, указав на хорошенькую девочку, которая сделала что-то вроде реверанса. – Пойдемте, мисс Тудореяну ждет.

Учительница и вправду ждала. Она проводила меня в класс продолжила вести урок так, будто я был школьным инспектором. Будь это на самом деле так, я бы поразился тому, насколько прилежно дети читают. Вскоре я уже был поглощен захватывающей историей о дяде Оскаре и тете Агате.