Татьяна де Росней - Сердечная подруга

– Она рассказывала вам о нашей семье?

В глазах ее я прочел страх. Она боялась, что я запятнаю ее счастье. Страх, что я заведу речь о неверности Лоренцо. Это было ее слабое место, ее рана – я понимал это по тому, сколько боли было в ее улыбке.

Я вдруг преисполнился сочувствием. Мне захотелось взять ее за руку, успокоить. Я решил соврать, пощадить ее, чего бы мне это не стоило. Мои слова не заставят ее страдать еще больше… Однако одним-единственным взглядом она дала мне понять, что знает, что творится сейчас в моих мыслях, и догадывается о том, что вчера я не сказал Лоренцо о том, что мне известно об их с Констанцией любовной связи. Лгать мне не пришлось, потому что она упредила меня.

– Я никогда не испытывала ненависти к Констанции, – заговорила Кьяра волнующим, звонким голосом. – Хотя могла бы. Но она была такой очаровательной! Полной жизни, страстной… Красивая, высокая, веселая… У нее были молодость и талант. Да, она была само обаяние. Разве не так?

Мне оставалось только кивнуть.

Кьяра налила себе чаю. Потом она встала, с чашкой в руке подошла к окну и стала смотреть на улицу, потягивая горячий напиток. На ней были облегающие брючки и светлая рубашка с расстегнутой верхней пуговичкой. Допив чай, она снова села со мной рядом.

– Девушки-стажеры часто влюбляются в Лоренцо. Я к этому уже привыкла. Видели бы вы его за работой! – Она невесело улыбнулась. – Он просто великолепен! Но я никогда не волновалась. До тех пор, пока не появилась Констанция. Я сразу же почувствовала опасность. Какой у вас знак зодиака, мсье Бутар? – спросила она внезапно.

Этот вопрос меня обескуражил.

– Дева.

– И вы верите в астрологию?

– Нет.

– Я тоже не верю. И все же судьба Констанции и Лоренцо была предопределена звездами. Он – Скорпион, она – Козерог. Это было сильнее их. Я ничего не могла сделать.

Голос ее опустился до едва слышного шепота. Мне пришлось придвинуться ближе, чтобы услышать следующую фразу. Печаль наложила на ее губы свою печать.

– Ее смерть вернула мне Лоренцо. Но что-то в нем ушло вместе с ней. С. тех пор он сам не свой.

Дверь гостиной распахнулась. К нам семенила маленькая Флоранс. Ее няня шла следом. Кьяра подхватила девочку и усадила себе на колени. Кудрявые волосы девочки были собраны под ленточку. Личико у нее было более безмятежное, чем вчера.

Я рассматривал дочь и мать. У девочки личико было загорелое и пухленькое, а у Кьяры – более зрелое, с выраженными чертами. Светлые волосы Флоранс контрастировали с эбеново-черными локонами ее матери.

А еще у Флоранс были ярко-голубые глаза.

«Как это возможно? – вдруг спросил я у себя. – Ведь у Кьяры глаза орехово-карие, а у Лоренцо – черные. Да и Лодо с Джулией оба темноглазые…»

Когда девочка подняла на меня свои лазурные глазки, в моей памяти вдруг всплыла фраза:

«Это письмо – маленькой девочке, странной а страстной, нежной и неистовой, гордой и послушной; ясноглазой Констанции, которая отдается и уходит, как морской прилив, той, в чьих волосах играют лучи солнца, в чьих глазах отражается вся глубина и голубизна неба».

И этот вихор надо лбом, похожий на струю фонтана…

Джулия походила на Кьяру, Лодо – на своего отца, но на кого же тогда была похожа Флоранс?

«Ты не покинула мою жизнь, потому что дала мне частичку себя. Когда грусть переполняет сердце, когда разлука становится непереносимой, я говорю себе, что у меня осталось это несравненное сокровище, самый прекрасный подарок, которым ты могла меня одарить».

Я прижал руку к груди, чтобы успокоить сердце. Мой жест и моя бледность не укрылись от внимания хозяйки дома. Я заверил ее, что виной тому быстро проходящая боль. В этот момент в гостиную вошел Лоренцо. Девочка с радостным криком кинулась ему на встречу.

– Принцесса моя, красавица, чертик мой родной! – ласково приговаривал он, в то время как дочь ласково терлась щекой о его бороду.

Кьяра взяла малышку на руки и вышла, оставив нас с Лоренцо наедине.

– Вы бледны, Брюс, – обратился ко мне Лоренцо как только его супруга с девочкой покинули комнату. Он попросил, чтобы ему принесли кофе, и сел за стол напротив меня. – Когда вы возвращаетесь в Париж?

– Сегодня вечером у меня поезд.

– Завтра же покажитесь своему доктору. Так будет лучше. И он был прав.

Но в настоящий момент состояние моего здоровья беспокоило меня куда меньше, чем открытие, которое я только что сделал. Нет, это не может быть ошибкой! Все совпадало…

Лоренцо заметил мое волнение. Он опасался расспросов, это было очевидно, и хотел только одного – поскорее избавиться от меня. Он то и дело посматривал на часы. Его день был расписан по минутам, и в большом кабинете на третьем этаже его уже дожидался посетитель. Я встал. Хозяин дома последовал моему примеру.

– Рад был с вами познакомиться, Лоренцо. Спасибо за ваше гостеприимство. Надеюсь, мы еще увидимся, здесь или в Париже.

Он проводил меня до двери. Спокойствие вернулось к нему, исчезла пафосная серьезность. Лоренцо снова смотрел на меня доброжелательно и улыбался. Мы пожали друг другу руки. И тут я приблизился к нему и с многозначительной улыбкой негромко сказал:

– Я очень рад, что мне посчастливилось увидеть «сокровище». Она очаровательна! У меня сразу потеплело на душе. Спасибо!

Дружеский хлопок по плечу, последние слова перед расставанием. Дверь открылась, я вышел на улицу Торнабуони и помахал ему рукой. Лоренцо словно окаменел на пороге собственного дома – статуя Командора с застывшей на устах улыбкой.

Не оглядываясь, я направился к паркингу, где меня дожидался «фиат». Десять шагов, пятнадцать, двадцать… На тридцатом на мое плечо опустилась тяжелая рука. Я повернулся и посмотрел на него. Лоренцо с трудом переводил дух, вид у него был ошарашенный.

– «Сокровище»? – пробормотал он. – Что вы имеете в виду? Я изо всех сил старался сохранить безмятежное спокойствие.

И произнес всего одно слово:

– Флоранс.

Борода его стала похожа на чернильную кляксу на белом, как бумага, лице.

– Флоранс? – повторил он, словно не верил своим ушам.

Потом схватил меня за рукав и потащил обратно к дому. Я не сопротивлялся. Когда мы снова оказались в гостиной, он с угрожающим видом принялся меня расспрашивать, но я не проронил ни звука. Мое молчание разозлило его. Еще немного, и он стал бы трясти меня как грушу. Но чем я, в сущности, рисковал? Что он выставит меня за дверь? Ударит? Осыплет оскорблениями? Да не может этого быть! Лоренцо Валомбра получил прекрасное воспитание и умеет держать себя в руках!

Ситуация «зависла». Я по-прежнему не произносил ни звука, укрывшись в своем молчании, как улитка в раковине. Лоренцо претерпевал адские муки. Наконец он повалился на стул и застыл, сгорбившись от отчаяния и усталости.