Мануэль Скорса - Сказание об Агапито Роблесе

– Не сознается он. А суду требуются виновники. Судья считает, что. Амадор Леандро был убит по вашему приказанию. А ты, как выборный, должен представить оправдания.

– Кому, сержант?

– Судье.

– Доктору Монтенегро?

– У нас разве другой судья есть?

– Не буду я представлять оправдания этому извергу.

– Отказываешься?

– Отказываюсь, сержант.

Сержант Астокури вышел. Агапито Роблес все стонал. В полдень снова отворилась дверь, вошел судья Монтенегро в сопровождении четырех стражников.

– Что с тобой, сын мой? – спросил судья ласково. И Агапито тотчас же стало легче…

– Живот болит, доктор.

– А почему ты энтеровиоформ не примешь?

– Денег нет, доктор.

– Можно ли так мучиться, когда таблетка всего-то полсоля стоит.

Доктор опустил руку в карман, достал монету, подозвал стражника Паса.

– Ступай, купи энтеровиоформ, а если его нет, то мехораль.

Пас вышел из камеры с разинутым от изумления ртом.

Агапито больше не чувствовал боли – до того растерялся.

– Правда, что ты не желаешь представить оправдания? – добродушно спросил судья.

– Мы с вами враги, доктор, – отвечал Агапито.

– Может, думаешь, что я буду несправедлив?

– У нас с вами серьезный спор, доктор. Я лучше представлю оправдания перед судом в Уануко.

– Но ведь отправлять тебя туда, да еще под охраной, денег стоит. Придется тебе оплачивать расходы. А ты и так бедный. Зачем еще тратиться?

– Мы враги, доктор, – упорно твердил Агапито.

– Мы враги, когда речь идет о земельной собственности. Да у кого, скажи ты мне, пожалуйста, нет тяжбы с соседом? А тут дело совсем другое, тут – преступление. Как судья, я обязан поступать по закону. Разве осудил я когда-нибудь невиновного? Можешь ты это сказать?

Молчание.

– Ну так как?

Выборный колебался.

– Не знаю я, доктор.

– Мне известно, что ты ни в чем не виноват. Мне просто нужны формальные показания, чтобы закрыть дело. Лучше уж поскорее закончить расследование, а то еще кого-нибудь обвинят зря. Надо разъяснить все разом.

– Ну тогда…

– Спасибо за доверие, Роблес. Жду тебя в суде.

И судья вышел. Не скоро пришли в себя члены Совета Янакочи. Никогда еще не видали они судью Монтенегро таким добрым, таким покладистым.

– Судьюто не узнать вовсе! – сказал де ла Вега.

– Вот бы он таким был, когда насчет земли мы прошения подаем, совсем по-другому бы дело повернулось, – промолвил Рекис мечтательно. – Люди меняются с годами. Что ж, может, и судья тоже переменился. Может, он такой теперь все время будет, так и беспокоиться нам не о чем. В Янакоче многим уж надоело воевать-то с ним.

Боль почти совсем утихла. От доброты судьи, от свежего воздуха, от вида оживленной улицы Агапито Роблесу с каждой минутой становилось лучше. Сопровождаемый стражником Пасом, он пересек площадь и вошел в здание суда. Судья Монтенегро, секретарь суда Пасьон и писарь Дель Карпио ожидали его.

– Садись, сын мой.

Пасьон с изумлением уставился на любезного судью.

– Агапито болен, – объяснил тот.

«Неужто и впрямь судья сделался добрым?», – подумал Агапито.

– Агапито Роблес! Излишне предупреждать тебя, что ты находишься в суде и должен говорить только правду. Знал ты покойного Леандро?

– Да, доктор.

– Ты был его другом?

– Нет, доктор. Я с ним двух слов не сказал. Он был пеоном в вашем поместье. А я живу в Янакоче.

– Видел ты его накануне убийства?

– Меня не было в наших краях, доктор.

– Когда ты видел его в последний раз?

– За неделю до убийства я его видел, он в большой барабан бил на празднике в честь святой Розы.

– Хорошо, довольно. Вот видишь, как все просто. Скоро вас отпустят на свободу.

Судья добродушно улыбается, секретарь хлопает глазами за дряхлым ундервудом, сверкает на фотографии тройная полоса наград, украшающая грудь президента Прадо. Обо всем этом вспомнит Агапито Роблес в то утро, когда в зале суда в Уануко услышит чтение приговора. Там, в зале суда в Уануко, услышит он, что выборный Янакочи Агапито Роблес на допросе в суде первой инстанции в Янауанке признался, что убийство Амадора Леандро было совершено преднамеренно, по приказу представителей общины Янакочи.

Через три дня после приговора их погрузили на «Независимость», в порту Чипипата посадили на грузовик и повезли в Серро, в тюрьму. А прежде чем кончился янвабрь, как утверждали одни, или маябрь, как утверждали другие, отправили отбывать срок обратно в Уануко.

Солидоро – бывший пастух, а ныне капитан катера «Горяночка» – рассказывал, будто дон Мигдонио де ла Торре тратит все, что имеет и чего не имеет. Скупость дона Мигдонио была известна, и потому бывшему пастуху не поверили. Однако вскоре слова его подтвердились: Нуньо – сводник и первый надсмотрщик дона Мигдонио – целыми днями бороздил озеро на катере, до краев нагруженном всяким добром. Местные торговцы вдруг разом продали все запасы, какие у них были виски, анисовый ликер, вино, консервированные устрицы, тунец, семгу, икру, привезенную из Уануко, фрукты, галеты, карамель, печенье. Потом послали в Серро, откуда приказано было привезти: шарманку вместе с обезьяной (sic), шесть дюжин ложек (sic), трех эквилибристов, барабаны, шпаги, гренландские почтовые марки, трехколесный велосипед, поэмы Бекера, шесть пар роликовых коньков, а также национальные флаги Германии, Франции, Англии и Японии (sic). Музыканты закручинились – донья Пепита вызывала их на свои праздники, а дон Мигдонио де ла Торре приказывал тотчас же явиться к нему. С Нуньо шутки плохи. Когда все музыканты в Успачаке выдохлись, он с револьвером в руке загнал на свой катер оркестр, приглашенный по контракту на праздник св. Роха. Это бы еще ничего, но тут Солидоро заявил во всеуслышание, что такой кабальеро, как дон Мигдонио де ла Торре, просто не имеет права топтать свое прославленное имя». Никто не решился спросить, в Чем дело. Очень уж почитали в Янауанке дона Мигдонио, ибо благодаря этому вельможе все местные торговцы разбогатели – он купил еще дюжину швейных машин «Зингер» (sic) патефон «Виктор» с собачкой, собачку (без патефона «Виктор»), сто календарей, восемьсот шесть катушек серпантина, семена земляники (sic), тридцать парт, дюжину комбинезонов, дюжину костюмов тореро, бандерильи и книгу «Сокровище молодости», относительно которой пришлось консультироваться с директором школы Венто (sic). Maypo Уайнате получил заказ на пошивку двенадцати мундиров, но только двойных – так, чтобы спереди был генеральский мундир, а сзади – адмиральский.

Остановясь в дверях мастерской, Нуньо прибавил:

– Размер в расчете на человека ростом не больше одного метра.