Виктор Мельников - Ёдок. Рассказы

Чувствовать Джек уже не мог, да и мыслить тоже – в этом, видимо, заключалась трагедия. И с этого началась возня с самим собою в шикарных апартаментах лабиринта…

– Кхе-кхе!

Когда боги принимали земной образ – они первым делом припадали к женской груди, брали сосок в рот, облизывали языком, сжимали зубами, чтобы удовлетворить свои желания, в один миг превратившиеся из небесных влечений в земные сладострастия. Насытившись таким образом, боги восходили по невидимой вертикали, укрепляли своё земное присутствие пирамидальной системой, точь-в-точь внешне похожей на возбуждённый сосок, который совсем недавно облизывали и с которым теперь надолго разлучаться не желали – он, как пуповина, связывал их «божественное нечто» с людьми, кормил, давал силы властвовать, разлука с ним привела бы к бессилию новоявленного божества. Вершина пирамиды устремлялась в небо, откуда якобы происходили они, как и сама власть, которую, скрестив руки, богодьяволы присваивали себе путём обмана и войн, произнося слова заклинания над «книгой бытия» ничего не значащей для них самих, когда восходили на престол правления. Так как богов, спустившихся с небес (именно оттуда, как они уверяли) было великое множество, – появились страны. Границы стран разделились невидимой плацентой не рождённых младенцев и океаном меж плодных вод.

– Кхе-кхе!

И вот появилось государство, которое укрепилось вертикалью власти – сверху вниз – обычным назначением: старший в должности назначал младшего, младший, в свой черёд, избирал ещё кого-то рангом ниже. В целях обеспечения единства государственной власти и народа всё больше и больше прикреплялось пуповины к соскам населения государства, женскому и мужскому. Навязывание этой идеи объяснялось простым желанием руководителей быть неотъемлемой частью большинства. Несогласные, или отбросы в просторечии, с таким произволом объявлялись преступниками, или более того – террористами. С ними резко, одним движением лезвия бритвы, разрывались межсосковые отношения через пуповину, и спецслужбы, отобранные из прикормленных масс, уничтожали в рамках закона ненужные, паразитирующие элементы, как утверждалось в документах.

– Кхе-кхе!

И в нынешней ситуации нет ничего необычного, говорится из уст правящих, мол, огромная территория и многообразие этносов и их культур предполагает такую взаимосвязанную систему. Те, кто плохо во всём этом разбирается, принимают сказанное за должную истину, верят всему. А кто сомневается – задаётся вопросом (только не во всеуслышание): почему кровь сходит с некоторых сосущих, как с гуся вода, ведь они, как заявляют, те же? Об этом информации нет – показательно выборочно истребляемое зло, которое, в свою очередь, равноценно незамеченному добру. Личная преданность высшему руководству избранных и генетическая неспособность их к ответственности перед нижестоящими массами – обыкновенность такая обыкновенная. Она приводит к унынию, неизбежной обречённости и покорности. И становится совершенно ясно узкому кругу «ясновидящих», что идёт речь о режиме, обеспечивающем свою безопасность, прежде всего. И только после – тех, кого пасут, чтобы сосать.

– Кхе-кхе!

Как избавиться от пуповины? Больше не можете терпеть? Чувствуете себя оплёванными, разбитыми, высосанными (я задаю вопрос тем, кто пока умеет слушать, а не слышать, и я вижу в настоящий момент одного человека), ощущаете себя униженными и оскорблёнными, потерянными, жалкими, раздавленными, распятыми и разорванными на части? Нет сил – это болезненно, можно не сомневаться, – оторвать пуповину небесного богодьявола от сосков своих и сосков своих детей? Властвующий богодьявол наполняет собой всё пространство вокруг? Нет выхода из безвыходного положения? Созданный им мир жесток, глуп и труслив?

– Кхе-кхе!

Существует один способ! Прошло столько веков – и никто не смог догадаться, что такой способ имеет силу? Порой надо знать край, но не упасть раньше времени.

– Кхе-кхе!

Во всей этой мировой системе изначально заложен конфликт, посеянный небесными пришельцами далёкого прошлого. И не надо кричать – «ура»! Рано пока. Надо работать над собой, чтобы не свалиться в пропасть, и помогать другим, чтобы нитевидные пуповины, переплетённые между собой, отсоединить безболезненно от себя, – падая вниз, можно не надеяться на прочность органики. Они изучили нас – мы изучим их. Всё войдёт в историю, вся правда. И кто решил, что убить себя это способ покончить с системой, не прав (я не даю таких советов), ибо тогда придётся всем сразу в одно мгновение совершить суицид, что маловероятно – и зачем, спрашивается? Нет.

– Кхе-кхе!

Всё просто. Раз больно отрезать себя одним махом лезвия – зажмите прищепкой пуповину, перекройте движение соков, перетекающих от вас к ним. Наполните себя сами досыта всем необходимым – они бессильны, когда им отказывают в «дополнительной энергии» или пище. Освобождение произойдёт.

– Кхе-кхе!

Время идёт…

– Кхе-кхе!

А кто говорит эту чушь? Откуда исходят слова? Не пытайтесь гадать. Сейчас станет всё ясно и понятно. Пугливая молва не должна утверждать и шептаться. Правда выставляет глупость на посмешище, но я не являюсь, ни тем, ни другим. Так вот, слова эти принадлежат мне, рыдающей скрипке в одной забегаловке. Моя музыка направлена в сторону одинокого пьяного постояльца заведения, который слушает меня, а я пронзаю его мелодичными звуками, больше, конечно, унылыми и беспокойными, насыщенными этими словами, а он, не понимая, откуда исходят слова, выпивает и кашляет, выпивает и кашляет:

– Кхе-кхе!

Если хотите, мне навязали мысль с рождения, что я часть общества и моей жизнью должен кто-то управлять. По своему образу родители направляли меня по тому пути, который в их понятии был идеальным, что, если разобраться, не совсем так. Ибо родители – это прошлое, я сам – настоящее, мои дети будущее. Поэтому я живу по прошлым понятиям, а будущее мне кажется недоступным: я продолжаю копошиться в прошлом, сам того не замечая, – я не могу побороть в себе страх, лень и сомнения, а значит все мои действия предсказуемы.

Я курю на кухне. И ощущаю, что подвергаюсь внешнему воздействию. Мысли чередой сменяют друг друга – они об одном и том же. Для меня отводится своя роль. Просто сидеть, курить, ковыряться в носу. Нечего греха таить, обстоятельства берут контроль надо мной. Я должен ходить в магазин, покупать хлеб, возвращаться, готовить ужин; я должен бриться, звонить Волкову, узнавать новый график работы. Но я продолжаю курить на кухне, поставив локти на грязный стол, войдя в некий транс, – я должен, но не могу! Или не хочу?