Марк Миллз - В ожидании Догго

– Евстафий! – позвал я. – У меня несчастье.

Пес навострил ухо, только одно, левое, да и то это было не больше чем подергиванием. И не оторвал взгляда от несущихся мимо облаков.

Я вытащил из кармана мобильник. Ее номер был внесен в память, потому что в апреле мы общались с ней, когда готовили сюрприз на день рождения Клары. Она работала координатором компании детских развлечений и, казалось, значительную часть времени проводила, сплавляясь на плотах по рекам в Уэльсе. Поскольку были школьные каникулы, я собирался оставить сообщение.

Она ответила после четвертого гудка:

– Дэниел…

Одно слово, но оно несло в себе заманчивую смесь удовольствия, удивления и предвкушения.

– Привет, Полли! – Догго снова дернул ухом, на сей раз правым. – Как дела?

Пусть Клара пеняет на себя, решил я, и почти сам в это поверил. Подобная мысль никогда не пришла бы мне в голову, если бы она сама ее не подбросила.

– Отлично, – прощебетала Полли. – Уработалась, как собака.

Я покосился на Догго. Пес развалился на диване, почти с ним сроднившись, и я подумал: откуда взялось такое выражение?

Я спросил, когда мы уже поднялись в салон:

– С собаками можно?

– На усмотрение водителя, приятель.

А водителей теперь огораживают для их собственной безопасности. И ему, чтобы рассмотреть стоявшего на полу Догго, пришлось прижаться носом к плексигласу.

– Господи, – пробормотал он. Вид пса явно не произвел на него впечатления. – Посадите к себе на колени, да и все.

– Не могу. Он меня тяпнет, если я попытаюсь поднять его.

– Такой злобный? Опасен для здоровья людей?

– Нет, нет, никакой опасности, – жалобно протянул я. А что я еще мог сказать? Знал же: Догго непременно укусит меня, если решусь посадить его к себе на колени.

– Извини, приятель. Правила есть правила. Моя работа мне дороже.

Обычно я стал бы отстаивать свои права, даже закатил бы скандал. Но сегодня был не в настроении. Утром едва сумел сварить себе на завтрак яйцо.

– Справедливо. Извините, что потревожил. Удачного дня.

Я уже выходил из автобуса, когда водитель сказал:

– Вот если бы он был собакой-поводырем, собакой психиатрической помощи или собакой эпилептика…

– Нет, он не такой.

Шофер закатил глаза и произнес раздельно, как для совсем тупого:

– Данные виды собак получают разрешение на поездку в автобусе.

– Ах да, он собака эпилептика. – В подтверждение своих слов я похлопал себя ладонью по груди.

– Проблемы с сердцем в вашем-то возрасте? – усмехнулся водитель.

Он смеялся надо мной. Подмигнув, показал мне кивком, чтобы я занял место. И я, приложив транспортную карту к валидатору, поблагодарил его.

– Только уберите его с глаз долой. Мы ведь не хотим, чтобы он поранил кого-нибудь из пассажиров.

На сей раз шофер не шутил.

«Баттерсийский дом собак и кошек» был втиснут между старым газовым заводом и пустырем, окружающим давно заброшенную Баттерсийскую электростанцию. Трудно представить более жалкое место для приюта никому не нужных животных. С двух сторон тесный треугольник ограничивали железнодорожные линии, с третьей – загруженная автомобильная дорога. С тех пор как меня занесло сюда несколько лет назад, приют подремонтировали (я редко оказываюсь к югу от реки; северо-запад Лондона – вот территория, где я обычно топчусь. Просто потому, что именно там впервые оказался в столице). Теперь дороге являл свое сверкающее лицо изогнутый стеклянный фасад здания. Крикливая архитектура казалась слегка неуместной, словно насмешка над ожиданиями родственников, которым адвокат зачитал завещание двоюродной бабушки Мейбл, и они узнали, что она им ни шиша не оставила. В отличие от Франции или Италии, где наследники пользуются определенными правами и могут рассчитывать на законную долю, в Англии вы вольны прокатить своих родных с того света, и в юридических баталиях верх часто берет благополучие животных.

Догго как будто не узнал этого места. Весело вошел внутрь, явно не замечая тявканья собак, приглушенного, но вполне различимого на фоне перестука колес поездов. Я объяснил свои трудности женщине за конторкой – такой же яркой и живой, как приемное отделение, в котором она проводила рабочее время. Она улыбалась, даже когда объясняла, что, прежде чем прийти, мне следовало заранее позвонить и назначить время приема. В милой улыбке Лоры (это имя было написано на ее бейджике) я уловил нечто хрупкое. Вспомнились сиделки в доме престарелых неподалеку от Брайтона, где доживает свои дни мой дед. Существуют ли на свете такие добрые люди? Или становятся сами собой, как только за вами закрываются двери заведения, и они начинают ругаться, как сапожники, и издеваться над несчастными подопечными?

Через десять минут мы с Догго оказались в другом, на сей раз унылом кабинете, где хозяйничала еще одна молодая оживленная женщина в форменной рубашке поло. Ее звали Бет. В задачу Бет входило искать животным новые дома, и она совершенно не обрадовалась перспективе опять пристраивать собаку, которую взяли всего три недели назад. Утешало одно: она человек, а не зверь. Бет была примерно моего возраста. Она внимательно слушала мой рассказ, подавшись вперед и облокотившись о стол.

Я давил на жалость: моя девушка хотела собаку и, не посоветовавшись, притащила домой пса. А потом, не предупредив, подхватилась и слиняла. У меня нет возможности, сокрушенно объяснял я, ухаживать за животным. Бет кивала, но я заметил, что она выискивала на моем лице признаки пороков, заставивших сбежать от меня несчастную Клару. Наверное, прикидывала: то ли я ее бил, то ли до смерти наскучил. Меня не интересовало, что́ она думала, только бы забрала назад Догго, чтобы я мог продолжать жить своей жизнью.

Я подал ей темно-желтый конверт, который оставила мне Клара. В нем хранились все официальные документы. Но Бет они не понадобились – все было зарегистрировано в компьютере. Догго она не знала, но обрадовалась, что станет оформлять повторное принятие пса в их заведение. Все это, на мой вкус, звучало уж слишком по-оруэлловски, но я в ответ лишь вежливо улыбнулся и поблагодарил Бет.

Оказалось, что им Догго был известен под кличкой Микки. Клара мне не сообщила, но за это упущение я легко простил ее. Микки?! Это как если бы родители Уинстона Черчилля в последний момент передумали и назвали бы своего крепкого малыша Брайаном. Мне интересно вот что: сели бы с ним Рузвельт и Сталин за стол переговоров в Ялте, если бы его звали не Уинстоном, а Брайаном?

Бет прочитала документы и нахмурилась:

– Странно. Он пробыл у нас всего неделю до того, как ваша девушка забрала его.

– Что же тут странного?

– Я бы отнесла его к категории «на пожизненном».