Марк Миллз - В ожидании Догго

Трубку в номере отеля поднял Найджел.

– Привет, Найджел, это я.

– Дэниел, – промолвил он.

– Я благодарен тебе, что убедил маму открыться.

– Правда?

– Да. Я оценил.

– De nada, amigo. [8]

Когда к телефону подошла мать, я спросил про похороны.

– Ты когда-нибудь был в крематории? Бедная Пат! Ужасно! Фабрика! Вошел, вышел. Едва хватило времени для музыки. Некоторые изъявляют желание развеять пепел в мемориальном саду. Какой там пепел? Я заметила на цветочном бордюре среди роз кусочки костей. – Мать спросила, каковы мои ощущения.

– О, не совсем в своей тарелке.

– Понимаю. Я правильно поступила, что сказала тебе?

– Разумеется.

– Не слышу в твоем голосе уверенности.

– А если он не захочет со мной встретиться?

– Не исключено. Хотя я бы удивилась.

Она бы удивилась! А я бы оказался в каком-то странном подвешенном состоянии между двух отцов, один из которых упорно не замечал меня, а другой от меня отказался. После тридцати лет я не мог рассчитывать на счастливое воссоединение. Мать сообщила, что у него есть семья, дети, и я ни в коем случае не хотел нарушать их покой. В конце концов, этот человек – такая же жертва, как и я. До вчерашнего дня мы не знали о существовании друг друга. Нас роднило неведение. Мать не собиралась обманывать его, но знала, что делала, когда решила забеременеть от него. Новые обстоятельства ему вполне могли не понравиться.

– Очень трогательно, что ты подумал о деле с этой стороны, – заметила мать. – Ты всегда был деликатным.

Или я просто готовил себя к худшему? Мать сообщила, что мой отец сейчас в отпуске, но когда вернется, она, из уважения к его ситуации, поговорит с ним очень осторожно, дипломатично. И ей очень поможет, что я не собираюсь раскачивать лодку. Я ответил, что совершенно этого не хочу и не нуждаюсь в открытом признании и даже в тайных отношениях. Прошу лишь одного – возможности посмотреть в лицо своему биологическому отцу. Еще я решил, что больше об этом не надо знать никому – ни папе, ни Эмме.

– Серьезно, Дэнни? Ты уверен? – В ее голосе я уловил не только удивление, но и нотку облегчения.

– Какой смысл?

– Ради правды, – неуверенно предположила она.

– Я не хочу никаких потрясений. А ты?

– Что ж, это твое решение.

– Мое. А тебе спасибо, если все оставишь на мое усмотрение.

– О боже! – В трубке раздались громкие сдавленные рыдания.

– В чем дело?

– Каким ты стал…

– Клара говорила «бессердечным».

– Глупая девчонка! Однажды она проснется и поймет, кого потеряла.

– Вы ему еще не звонили? – спросила Эди.

– Вечер как-то очень незаметно промелькнул, а потом стало слишком поздно.

Эту версию я придумал, а на самом деле было вот что: к половине десятого, после долгого разговора с матерью я выдул почти всю бутылку «Риохи» и не хотел, чтобы Патрик Эллори услышал, что у меня заплетается язык.

– Звоните сейчас, – предложила Эди. – Я настаиваю.

– Вот как?

– Пошли, Догго, оставим этого Господина Безнадежность наедине с телефоном.

Он ответил на звонок одним словом: «Эллори», но оно было наполнено теплотой и шутливостью. Я мысленно представил англичанина в традиционном обличье – спортивного, способного все улаживать. Он был адвокатом и собирался в суд, но с удовольствием готов был поболтать о тете Джеральдине, бывшей хозяйке Догго.

– С приветом. Всегда такой была. Не нашлось ни одного умного или глупого мужчины, чтобы взял ее в жены.

Она всю жизнь провела в одном доме в Уондсуорте – большом имении с двойным фронтоном среди вольготно раскинувшегося сада, где и нашла Догго. Щенок дрожал в старом семейном бомбоубежище рядом с сараем, в которое тетя еще девчонкой забиралась во время войны.

– Когда я познакомился с ним, она уже две недели кормила его, но он все еще выглядел так, будто вот-вот умрет. Неизвестно, в каком состоянии его нашла тетя. Жена называла их странной парой. Так оно и было, вечно бродили вдвоем по своей старой развалюхе. Думаю, песик стал для нее кем-то вроде мужа, которого у нее никогда не было, единственным существом, какое она по-настоящему любила. Я радовался, что в конце жизни тетя обрела счастье. Вы меня слушаете?

– Да, да, простите. Это очень интересно. Что с ней случилось?

– Обширный инсульт. Догго поднял на ноги соседей. Когда приехала «Скорая помощь», пришлось ломать дверь, потому что все входы и окна были на замке. Во всяком случае, так показалось сначала. Но потом обнаружили, что одно из окон в крыше не закрыто. Из него пес по шиферу и выбрался наружу.

Высота там большая, и удар был крепким, хотя он приземлился в куст рододендрона. Больше некуда. Лишь куст мог спасти ему жизнь.

Эллори до сих пор переживал, что пришлось отдать Догго в «Баттерсийский дом собак и кошек». Но взять его в семью было нереально – там уже правили две кошки.

– Двоюродные братья тоже не захотели. Их больше интересовало, как бы побыстрее продать дом и выручить деньги. Но у меня одного есть доверенность распоряжаться имением. И я не позволю этого сделать, пока она жива.

– Простите?

– Таков мой принцип.

– Я не о том… Она не умерла?

– Разве я не сказал?

– Она жива? – изумилась Эди.

– До известной степени. – Эллори употребил выражение «хроническое вегетативное состояние».

– Но все-таки жива?

– Да.

Эди покосилась на Догго.

– Вы понимаете, что нам следует сделать?

– Нет.

– Обманщик.

– Эди, нельзя. Она – овощ. Вы же не хотите, чтобы он запомнил ее такой?

Она схватила меня за руку.

– Дэн, доверьтесь мне. Мы обязаны это сделать.

Я понимал, что Эди победила, но не хотел сдаваться без боя.

– Мы же решили, что станем общаться только по работе.

– Это и есть по работе. – Она улыбнулась. – Не забывайте, речь идет о почтальоне агентства.

Больница Святого Георгия в Тутинге представляла собой комплекс неказистых кирпичных строений. Как я заметил, удобно расположенных прямо напротив Ламбертского кладбища. Я остался с Догго, а Эди совершила первую попытку прорыва. Мы не надеялись, что нас встретят с распростертыми объятиями и пропустят с собакой в отделение инсультников. И оказались правы. Эди вернулась с сообщением, что право на вход в больницу имеют только собаки-поводыри и лишь в особых обстоятельствах. Таковы незыблемые правила в отношении животных.

– Мне хотелось спросить: распространяются ли они и на тех созданий, которые уничтожаются в этот момент ради медицинских исследований?

– Я и не знал, что вы активист борьбы за права животных.

– Видели бы вы меня в университете – я ходила в балаклаве.

План был простым: спрятать Догго в моем рюкзаке. Трудность заключалась в том, что он не желал к нему и близко подходить, не говоря уже о том, чтобы лезть внутрь. Чем упорнее мы убеждали его, тем больше он терял к нам доверие. Даже зарычал и предостерегающе прикусил мне руку. Я сказал Догго, что мы идем навестить Джеральдину. Она хочет увидеть его. У нее приготовлен для него огромный мешок с собачьими шоколадками. Никакого эффекта.