Лори Спилман - Слова, которые мы не сказали

– Да? – Клаудия подходит ближе, поднимает руку с пузырьком, и мне в глаза словно врезаются сотни иголок.

– Вот черт! – Спешу закрыть глаза руками.

– Ой, прости, пожалуйста, Анна.

– Черт! – кричу я. – Черт! Черт! Глаза горят!

– Иди сюда, – зовет меня Джейд. – Надо промыть.

Я слышу тревогу в ее голосе, но не могу поднять веки. Джейд берет меня за руку и ведет к раковине. Глаза отказываются открываться, по щекам текут слезы.

– Мне так жаль, – снова и снова повторяет Клаудия.

– Все в порядке. – Я склоняюсь над раковиной. – Не волнуйся.

Слышу шаги и понимаю, что в комнату кто-то вошел. Судя по торопливой походке, это Стюарт.

– Что у вас тут происходит? Бог мой! Что с тобой такое, Фарр?

– Клаудия брызнула… – начинает Джейд, но я ее перебиваю:

– Средство от комаров попало в глаза.

– Отлично. У тебя через десять минут эфир.

Я чувствую, что он уже стоит рядом со мной, и представляю, как склоняется над раковиной, чтобы я его лучше слышала.

– Бог мой! Только взгляни на свое лицо. Уродина!

– Благодарю, Стюарт. – Я могу только догадываться, как выгляжу с красными, воспаленными глазами и стекающим по лицу макияжем. Но разве так необходимо об этом говорить!

– Итак, – продолжает Стюарт, – Клаудия, ты должна начать шоу. Будешь вести, по крайней мере, до того времени, пока она не станет похожа на человека.

Я поднимаю голову и слепо оглядываюсь по сторонам.

– Подождите. Нет. Я…

– Конечно, – произносит Клаудия. – Буду рада помочь Анне.

– Дайте мне пару минут, – говорю я и стараюсь поднять веки пальцами.

– Ты молодец, Клаудия, – говорит, словно не замечая меня, Стюарт. – Умеешь работать в команде. – Слышу, как его лоферы поскрипывают уже где-то у двери.

– Фарр, у тебя сегодня выходной. В следующий раз не будь такой беспечной.

– Об этом не волнуйтесь, – с кривой ухмылкой произносит Джейд. – И Стюарт, захватите с собой эту дрянь.

Слышу, как Клаудия, задохнувшись, пытается что-то сказать.

– Джейд! – одергиваю я подругу.

На несколько секунд в комнате повисает напряженное молчание.

– Этот мерзкий спрей от комаров, – добавляет Джейд, и я слышу, как она передает его Стюарту.

Вскоре дверь закрывается, и мы остаемся одни.

– Какая коварная стерва! – Джейд не может сдержаться.

– Прекрати, – успокаиваю ее я, накладывая ватные диски на глаза. – Неужели ты думаешь, что она это сделала специально?

– Солнышко, тебе известно такое слово ма-ни-пу-ли-ро-вать?

Две недели спустя, в среду утром я прибываю в аэропорт О’Хара. На мне темно-синий костюм и туфли на каблуках, на плече висит дорожная сумка. Меня встречает крепкий мужчина с табличкой «Анна Фарр/ WCHI».

Мы выходим из здания на улицу, и холодный ветер едва не сбивает меня с ног.

– Я думала, у вас уже весна, – говорю я и поднимаю воротник плаща.

– Добро пожаловать в Чикаго, – отвечает он и кладет мою сумку в багажник «кадиллака».

Мы едем по шоссе А-90 в главный офис WCHI на Логан-сквер. Я засовываю ладони между коленями, надеясь согреться, и пытаюсь успокоиться и настроиться на встречу. Чтобы отвлечься, смотрю в окно, на затянутое тучами небо и падающие на асфальт снежинки, перемешанные с каплями дождя.

Мы проезжаем пригород с его кирпичными домами и пристроенными к ним гаражами, и я невольно вспоминаю Джека. Как глупо. Джек живет в центре города, а не на окраине, но сама атмосфера Чикаго навевает мысли о том, какой могла быть наша жизнь, если бы он меня не предал. Возможно, я поддалась бы его мольбам и осталась с ним, мы жили бы в одном из этих уютных домиков. Была бы я сейчас счастливее, если бы не придала значения его выходке с той девицей? Нет. Отношения, построенные на недоверии, лишены будущего. Рассеянно глядя в окно, я достаю из сумки телефон и набираю номер единственного человека, который может по мне скучать.

– Дороти, это я.

– О, Анна, как я рада тебя слышать. Представляешь, сегодня утром я получила еще один мешочек с Камнями прощения. Патрик Салливан – ты его знаешь, тот джентльмен с низким голосом. От него всегда пахнет так, будто он только вышел от парикмахера.

Я улыбаюсь, слушая описания Дороти, они всегда связаны с запахами и звуками, а не с визуальными образами.

– Да, я помню Патрика. Он прислал тебе камни?

– Прислал. Просил прощения за «годы забвения», как он выразился. Видишь, жизнь опять нас свела. Он коренной новоорлеанец, как и я. У нас был роман, давно, еще в Тулейне, все было прекрасно до того дня, как он решил подать заявление на обучение со стипендией в Тринити-Колледж в Дублине. Мы расстались вполне мирно, но я никак не могла понять, почему он разорвал отношения столь внезапно. Мне казалось, мы любили друг друга.

– И он попросил прощения?

– Да. Бедняга нес на себе тяжкий груз все эти годы. Понимаешь, мы оба хотели уехать в Тринити, провести вместе лето в Ирландии, изучать поэзию, гулять по живописным окрестностям. Это так романтично. Мы вместе часами писали очерки. Господи, мы тогда доверху заполнили мусорную корзину испорченными листами. Вечером перед финальным днем подачи мы читали друг другу свои творения, и я плакала, когда слушала его новеллу.

– Было так трогательно?

– Нет. Это было ужасно. Я не сомневалась, что он никогда не получит положительный ответ, и очень страдала. Ночью я не сомкнула глаз и была очень удивлена, когда узнала, что он выиграл поездку. У меня же, напротив, имелись все шансы, будь я только немного смелее. Но ехать без Пэдди мне не хотелось, кроме того, я понимала, что если одна получу возможность поехать, то разобью ему сердце. Наутро я приняла решение и не стала подавать заявление.

– И он воспринял это спокойно?

– Я ему так и не призналась. Мы вместе пошли к почтовому ящику, чтобы отправить письма, но я бросила пустой конверт. Через три недели Пэдди сообщил мне радостную новость. Его приняли.

– Приняли? Так вы могли бы поехать вместе!

– Его родители были счастливы. Сын будет учиться в той стране, откуда их корни. Мне с большим трудом удавалось скрыть удивление и… разочарование. Пэдди был на седьмом небе и не сомневался, что и я скоро получу положительный ответ. Конечно, я не могла признаться, что так мало верила в его успех, что сама лишила себя шанса. Подождав пару дней, я сообщила ему, что мою просьбу отклонили. Пэдди очень переживал, клялся, что не поедет один.

– Получается, что вы оба проиграли.

– Нет. Я уговорила его, сказала, что глупо упускать такую возможность, обещала ждать его возвращения в сентябре. Я сама настояла, чтобы он поехал.

– И он уехал?

– Да. В июне. Больше я его не видела. Двадцать пять лет он жил в Дублине. Стал архитектором. Женился на ирландской девахе, у них три сына.