Алексей Иванников - Расследование

«А теперь: не хотите ли выпить за знакомство? Я угощаю.» – Она засунула книжку обратно и полезла в самую нижнюю часть. – «Помогите мне.» – «А может не надо?» – Она уже достала бутылку с вином – похоже, портвейном – и мне пришлось быстро встать и забрать у неё напиток, чтобы она могла взять стаканы и что-то из закуски. Она поставила всё на столик и придвинула стул, на котором сидела. – «Поухаживайте за бедной одинокой женщиной.» – «А вы живёте одна?» – «Ну конечно. Разве здесь есть ещё чьи-то следы? Кому нужна старая одинокая женщина?» – Она хитро подмигнула, и я включился в игру. – «Какая же вы старая? Насчёт одиночества я, правда, ничего не могу сказать, но по поводу остального вы напрасно на себя наговариваете.» – «Да? Спасибо.» – Она улыбнулась. – «Наливай. И чувствуй себя как дома.» – Ясно видно было, куда она старается направить разговор, и следовало спешить, пока она совсем не отвлеклась от главного для меня дела. – «Хорошо. Сейчас.» – Я плеснул совсем немного в её стакан – который она держала наготове – и столько же в свой собственный. – «И всё-таки подождите: вы ещё не всё мне рассказали.» – «Да? И что же… тебя интересует?» – «В-основном те несколько месяцев, которые он где-то проболтался после ухода из института. И каким образом он смог поступить в театральный – совсем уже непонятно.» – Она неохотно отставила стакан. – «Опять о том же самом.» – Она зевнула. – «Да не было там ничего такого. Ну шлялся он сначала по компаниям – но это ведь и раньше было.» – «Пил?» – «Пил, пил, ещё и не то делал.» – «Но каким образом он умудрился подготовиться к вступительным экзаменам, и подготовиться так, что выдержал их – при диком-то конкурсе?» – Я мог добавить ещё десяток отягчающих факторов, но и без них событие выглядело непонятно и почти подозрительно, усиливаясь явно ещё и почти доказанной близостью спецслужб и спецорганов, которые могли оказать как отрицательное, так и наоборот положительное влияние почти на любого человека в этой стране в те годы. Совершенно не задумываясь, я снова, уже не первый раз, делал слишком смелое предположение, за которым могло следовать что угодно – подтверждение или наоборот полный отказ от него – в любом случае поиски и тыканья даже в неудачных направлениях могли вытащить на свет что-то другое, о чём я мог просто не подозревать раньше. – «Вы напрасно так к нему относитесь – с недоверием и предубеждённостью. Он всё мог – и даже то, чего он добился – я уверена – не было его пределом. Я думаю, что в институте это сразу почувствовали и дали ему возможность – даже если он чего-то и не умел в тот момент – показать себя в другом, более убедительном и близком, и на этом он по-моему и вылез.» – Пока она говорила, я хотел встрять и выразить несогласие с её мнением обо мне, но за массой слов показалось нечто более интересное, и я решил не отвлекаться. – «И что же было ему ближе и доступнее уже тогда, когда он только начинал?» – «А вы не знаете? Он ведь так умел передразнивать и изображать разных людей – что получалось одновременно и похоже, и смешно, но почти всегда никто на него не обижался.» – «Странно, я слышу об этом впервые.» – «Он не всем это показывал, только самым близким людям.» – «А, извините, вас он не передразнивал?» – «Какой любопытный.» – Она подмигнула и взялась за отставленный стакан, чего я всё время опасался, но теперь совсем непросто было остановить её или хотя бы притормозить на небольшое время, пока она не выдаст мне последнее из сохраняемого долгие годы.

«Ну что же ты?..» – Она ждала, что я присоединюсь, но я всё выдерживал и выдерживал паузу, опасаясь скорой и неприятной развязки. – «Сейчас. Но я совсем чуть-чуть.» – Я взялся за стакан, и она сразу стукнула донышком своей посудины по краю моей, и пока она выпивала, сладко зажмурившись, я чуть-чуть пригубил и поставил стакан на стол. – «Но мы ещё не всё выяснили.» – «Это ты о чём? О том же самом?» – «Ну да. Что же он такое делал в те несколько вольных месяцев, о чём никто нигде не упоминает, и о чём вы сказали так пренебрежительно, и, можно сказать, сурово?» – Она недовольно смотрела на меня, почти скорчив гримаску, получившуюся совершенно несознательно и против её воли. Гримаса постепенно исчезла, но недовольства, похоже, оставалось ещё слишком много. – «И охота тебе всё лезть и лезть туда, сам не знаешь куда. Иди-ка ты лучше ко мне.» – Она оставила стакан и развела в стороны руки, готовясь принять меня, но я игнорировал предложение. – «Не хочешь? Ну тогда я сама к тебе сяду.» – Она неожиданно шустро вскочила и почти плюхнулась мне на колени, так что я оказался вдавлен в кресло. Но это было не всё, это было начало: она какое-то время вертелась из стороны в сторону, устраиваясь удобнее; потом она повернулась ко мне лицом и опять улыбнулась, обдавая перегаром. Судя по всему, она уже была поддатой, когда я пришёл, но данное обстоятельство я заметил только сейчас: держалась она очень хорошо. – «Ну зачем так? Вы всё-таки тяжёлая.» – «Ах, мой птенчик уже устал, но не может же он обидеть бедную тётю, которая угостила его к тому же такой вкусной водичкой…» – Вино оказалось паршивым, но я решил не обижать хозяйку, чьи реакции вряд ли можно было предсказать заранее; положение выглядело, конечно, неприятным, и требовалось искать выход из него.

«Так вы не хотите мне помочь?» – Она лениво зевнула, и мне осталось только гадать, что означает такая реакция: то ли она значила подтверждение, то ли на самом деле ей было всё равно, и просто она не хотела отвлекаться; при любом из вариантов следовало заканчивать встречу, пока она не зашла слишком далеко. – «Вы тогда лучше встаньте: а то мне тяжело.» – «Как? Встать? Это что же – я тебе не нравлюсь?» – Я помотал головой. – «Брезгуешь, значит?» – Я молчал. – «Ну да: зачем тебе нужна какая-то старуха.» – Она скорчила рожу, сморщившись и на самом деле превратившись в старуху, и приблизила лицо ко мне: вблизи оно выглядело, как может выглядеть лицо пятидесятилетней женщины, и все украшательства, скрывавшие на большом расстоянии горькую и неприятную правду, теперь пропали и стали невидными: это была маска старой опустившейся женщины, глазки которой нетвёрдо и неуверенно бегали из стороны в сторону. Мне стало даже жалко её, не рассчитывающую на доброе, и, возможно, единственным светлым пятном в её жизни оставалось недолгое совместное существование с Р., приносившим, как мне казалось, только свет и радость другим людям. Теперь следовало попрощаться и тихо уйти, чтобы оставить в памяти женщину, ставшую первой женой моего героя и кумира: что-то же было в ней такое, что по-настоящему привлекло и остановило Р., и хотя сейчас она, конечно, уже далеко ушла от себя самой тридцатилетней давности, ради Р. надо было оставить о себе хорошую память.