Александра Коутс - Клуб юных вдов

Я рисую темные круги на полях тетради.

– Это не ерунда, – еле слышно говорю я. – Ты же просто пытался помочь.

Юджин пожимает плечами.

– Не надо было лезть не в свое дело. В любом случае, я здесь по другому поводу.

Он открывает сумку и достает рекламную листовку фестиваля – я помню, как в прошлом году собирала по нему материал в сети. Он называется «Местные таланты» и проводится каждую зиму. В нем участвуют группы из Бостона и окрестностей, играющие альт-блюграсс.

– Круто, – как можно беспечнее говорю я. Группа движется дальше, и мне трудно понять, как я сама вписываюсь в этот процесс, трудно понять, что я должна по этому поводу чувствовать.

– Нам нужна твоя помощь, – говорит Юджин. – Росс считает, что нам не по статусу звонить самим. А ты знакома с организаторами – в прошлом году уговорила их, чтобы нам дали выступить на том фестивале на Мысе, помнишь?

Я киваю. Дело было за неделю до свадьбы. Я тогда надеялась, что после выступления нам с Ноем удастся ускользнуть в гостиницу. У нас не было денег на медовый месяц, и я знала, что это – наш единственный шанс выбраться летом с острова. Однако все закончилось обычной палаткой, куда мы набились как сельди в бочку: я, вся группа, еще Симона и какая-то девица с попугаем, которую Тедди подобрал, когда стоял в очереди к торговому шатру. Конечно, романтического вечера на двоих не вышло, зато получилось классное приключение. С группой все становилось приключением.

– Я знаю, что тебе с Симоной стремно, – осторожно говорит Юджин.

– Н-нет, это не так, – сразу возражаю я, запинаясь.

Юджин окидывает меня быстрым понимающим взглядом.

– Ладно, неуютно немного, – признаюсь я. – Но какое значение имеет то, что я думаю?

– Об этом и речь, – говорит Юджин. – Имеет, очень даже. Ты нужна нам. Нам нужен новый лейбл, и без тебя нам его не найти. Ты хоть раз слышала, как Росс говорит по телефону? Он превращается в робота-продавца. А я? Я практически становлюсь заикой.

Я смеюсь. Это правда. Пусть ребята и до жути одаренные, но разговаривать с людьми они не умеют.

– Так что скажешь, Тэм? – не унимается Юджин. – Вернешься? Можешь воспринимать это как пробный прогон, если хочешь. Мы поедем в Бостон, посмотрим, что там будет. Если не придется по душе, тогда все. Договорились?

Я опускаю взгляд на паутину уравнений и цифр на обложке учебника. Предполагается, что я начинаю все сначала. Сосредоточиваюсь на учебе. Но Юджин прав. Это всего лишь один концерт. И если он пройдет хорошо и на группу посыплются приглашения, то никто не говорил, что я не смогу заканчивать школу и одновременно работать у ребят директором. Я бы и дальше ходила на вдовьи собрания, хотя от одной мысли о том, что придется сидеть напротив источающего осуждение, ухмыляющегося Колина и говорить о своих чувствах, меня передергивает.

Я обхватываю колени и притворяюсь, будто размышляю, хотя на самом деле приняла решения практически сразу.

– Ладно, – говорю я с неуверенной улыбкой. – Я в деле.

Дома после школы я швыряю на пол своей комнаты распухшую от библиотечных книг и компенсационных тестов сумку и плюхаюсь на неубранную кровать. Учебник по истории лежит там, где я его бросила утром, – в складках сбитой простыни, и я тоже скидываю его на пол.

Я вытаскиваю одну из коробок, привезенных из коттеджа, ставлю ее на колени и роюсь в ней. Вставленный в рамку наш с Ноем снимок на «свадебном обеде»: столики на причале, жареные моллюски и роллы с омаром, с нами группа и родители Ноя. Я достаю комок скрученных шарфов, перепутавшиеся ожерелья и док-станцию для айпода, которую мы использовали в качестве будильника – по утрам играла наша любимая «Аллилуйя» Леонарда Коэна в версии Джеффа Бакли.

Наконец я нахожу то, что ищу: папку на молнии. Ной хохотал, когда я принесла ее. Он сказал, что мы единственная группа, которая с концерта на концерт таскает с собой дебильный школьный портфель. Но именно в этой папке я держала все свои записи, от контактов импресарио и фирм по аренде машин до плей-листа, списка тех, с кем мы познакомились в других городах и к кому могли бы завалиться, газетных вырезок… В общем, все важное. Росс называл эту папку «нашей Библией». Мы никогда без нее не путешествовали.

Я втыкаю в розетку вилку от док-станции и устанавливаю время. Знакомый тускло-красный свет возвращает меня в наш коттедж, и у меня на мгновение сжимается сердце. В другом мире мы с Ноем обсуждаем, что приготовить на ужин. Ной наигрывает новую песню, а я ищу в сети рецепт. Ребята удобно расположились на разношерстной мебели, собранной по подвалам и барахолкам, и выкрикивают свои пожелания по части еды и музыки.

Я роюсь в папке, пытаясь отыскать листовку с прошлогоднего фестиваля. Помню, мне тогда через общего знакомого удалось раздобыть номер личного мобильника одного из организаторов. Единственный способ устроить для ребят (и Симоны) приемлемую рекламу за такой короткий срок – это поднять старые связи, правда, связей-то особых практически не осталось. В дверь стучат, и сначала я не обращаю внимания: Элби быстро надоедает стучать, если ответа нет. Но дверь со скрипом приоткрывается, и я едва не вскрикиваю, когда вижу в щель папин мокасин.

– Эй, – говорит папа из-за двери, – ничего, если я войду?

У папы и Джулиет есть одно неоспоримое достоинство: они свято чтут личное пространство. Они никогда не врывались ко мне в комнату, не попросив разрешения. И до того, как я уехала, и сейчас, когда я вернулась.

– Конечно, – отвечаю я, как раз найдя нужную листовку. Я загибаю уголок, застегиваю папку и быстро сую ее под подушку, потом поднимаю с пола учебник истории, открываю его и кладу на колени.

– Занимаешься? – спрашивает папа, подходя к изножью моей кровати. Он приваливается к столбику балдахина, тому самому, у которого отсутствует верхняя часть в виде резного ананаса, и вся конструкция натужно скрипит. Кровать старинная, в ней спала в детстве мама, а еще раньше – бабушка. Когда-то я ненавидела эту кровать – она скрипела на разные голоса, когда я ворочалась в ней, и мне казалось, что вокруг собираются призраки, – но сейчас я понимаю, как мне ее не хватало, когда я уехала.

– Ага, – отвечаю я деланно усталым голосом. – Завтра большая контрольная.

Папа кивает, мои слова произвели на него впечатление.

– Ведь ты и в самом деле взялась за ум, да? – Он улыбается.

– Вряд ли у меня был выбор, – говорю я. Папа осторожно присаживается на край кровати.

– Ужин почти готов, – говорит он, разглядывая постеры на стенах, – я начала собирать их в восьмом классе, когда стала встречаться с Ноем. Графический, немного мультяшный плакат с концерта Боба Дилана и Джоан Баэз 1965 года. Рисованная обложка альбома «Десемберистс» со странного вида парой, держащейся за руки. Черно-белый постер с женщиной, которая, держа трубу и чемодан, выглядывает из-за угла. Он называется «Жена трубача» и всегда был моим любимым. Мне нравится таинственная улыбка женщины, и я представляла, как она ждет на тротуаре, пока ее муж, знаменитый джазовый музыкант Дональд Бэрд, ловит такси.