Кристин Ханна - Соловей

Он делался все злее. Союзники высадились на юге Франции и постепенно продвигались вглубь страны. Немцы отступали, и фон Рихтер вознамерился отыграться на ней.

Вианна разделась, вымылась чуть теплой водой. Терла и терла себя мочалкой, пока кожа не покраснела, но все равно не чувствовала себя чистой. Она теперь никогда не чувствовала себя чистой.

Надев ночную рубашку, Вианна набросила сверху халат и вышла из ванной со свечой в руках.

Софи ждала ее в гостиной. Она сидела на последнем уцелевшем предмете мебели – диване, притянув колени к подбородку. Остальную мебель реквизировали или сожгли.

– Почему не спишь?

– Я могла бы задать тебе тот же вопрос, но не стоит?

Вианна потуже затянула пояс халата. Нервная привычка чем-то занимать руки.

– Пойдем в постель.

Софи взглянула на мать. Ей почти четырнадцать, и лицо начало взрослеть. Темные глаза на фоне бледной кожи казались почти черными, ресницы густые и длинные. Волосы поредели от плохого питания, но все равно курчавились. Софи стиснула пухлые губки.

– Серьезно, мама? Долго еще мы будем притворяться?

Тоска и гнев в глазах дочери разбивали ей сердце. Невозможно ничего скрыть от ребенка, детство которого закончилось с войной.

Что могла хорошая мать сказать почти взрослой дочери о мерзостях мира? Как тут быть честной? И могла ли Вианна надеяться, что дочь будет судить ее не так жестоко, как она сама судила себя?

Вианна села рядом с Софи. Припомнила их прежнюю жизнь – смех, поцелуи, семейные ужины, рождественское утро, молочные зубы, первые слова.

– Я же не дурочка, – начала Софи.

– Я никогда не считала тебя дурочкой. Просто, – она сделала глубокий вдох, – я пыталась тебя защитить.

– От правды?

– От всего.

– Так не бывает, – резко сказала Софи. – Неужели ты еще не поняла? Рашель пропала. Сара мертва. Дедушка тоже. Тетя Изабель… – На ее глаза навернулись слезы. – А папа… когда мы последний раз получали от него вести? Год назад? Восемь месяцев? Он, наверное, тоже погиб.

– Твой отец жив. И тетя тоже. Я бы почувствовала. – Вианна прижала руку к сердцу.

– Сердцем? Почувствовала бы сердцем?

Вианна понимала, что война сильно изменила Софи, превратила в озлобленную, циничную версию знакомой ей девочки, но видеть это так ясно и отчетливо все равно было больно.

– Как ты можешь… просто идти к нему? Я же вижу синяки.

– Это моя война, – тихо сказала Вианна.

– Тетя Изабель придушила бы его во сне.

– Да, – согласилась Вианна. – Изабель сильная женщина. Я – нет. Я просто мать, пытающаяся спасти своих детей.

– Думаешь, мы хотим, чтобы нас так спасали?

– Ты еще молода. Когда ты сама станешь матерью…

– Не стану!

– Прости, что разочаровала тебя, Софи.

– Я хочу его убить, – медленно проговорила Софи.

– Я тоже.

– Можем задушить его подушкой.

– Думаешь, я об этом не мечтала? Слишком опасно. Бек, живший у нас, пропал. Если еще один пропадет, нас точно схватят.

Софи мрачно кивнула.

– Я переживу то, что творит со мной фон Рихтер. Но не переживу, если что-нибудь случится с тобой или Даниэлем.

– Я его ненавижу.

– Я тоже, – кивнула Вианна. – Я тоже.

– Что-то сегодня жарко. Неплохо бы искупаться, а? – с улыбкой предложила Вианна.

Класс взорвался радостным воплем.

Вианна вывела детей в клуатр, построила. Они проходили мимо кабинета настоятельницы, когда его дверь открылась.

– Мадам Мориак, – улыбнулась матушка, – какие они у вас сегодня довольные. Кажется, сейчас запоют.

– Для этого слишком жарко, матушка. – Она подхватила настоятельницу под локоть. – Пойдемте с нами к пруду.

– Какая замечательная мысль.

– Постройтесь в колонну, – скомандовала Вианна, когда они дошли до дороги. Дети послушались. Вианна запела, и класс подхватил песню, хлопая в ладоши и подпрыгивая в такт.

Замечали ли они разбомбленные здания? Дымящиеся руины, что прежде были домами? Или настолько привыкли к разрухе вокруг, что уже не обращали внимания?

Даниэль шел рядом с Вианной, крепко держа ее за руку. Он все еще боялся без нее. Это огорчало Вианну до глубины души. А вдруг мальчик все-таки помнил, что потерял всех родных – отца, мать, сестру? Может, прижавшись к ней в кровати, он превращался в Ари, осиротевшего малыша?

Вианна хлопнула в ладоши:

– Дети, внимание, переходим дорогу. Софи, ты за главную.

Дети аккуратно пересекли дорогу и припустили вверх по склону холма к обширному пруду, одному из любимых уголков Вианны. У этого пруда они с Антуаном впервые поцеловались.

На берегу дети торопливо сбрасывали одежду – и вот они уже в воде. Вианна посмотрела на Даниэля:

– Не хочешь поплескаться с сестрой?

Даниель закусил нижнюю губу, глядя на резвящуюся в воде ребятню.

– Не знаю…

– Можешь и не плавать, если не хочешь. Просто поболтаешь в воде ногами.

Он нахмурился, задумчиво надул щеки. Потом все же отпустил ее руку и осторожно направился к Софи.

– Так за тебя и цепляется, – заметила настоятельница.

– У него бывают кошмары, – призналась Вианна, едва не добавив как и у меня, но внезапно к горлу подступила тошнота. Пробормотав «простите», она бросилась к ближайшему дереву, и там ее вырвало. Желудок был практически пуст, но позывы не прекращались, да еще и слабость накатила.

Рука матушки легла на спину, погладила, успокаивая.

Вианна выпрямилась, попыталась улыбнуться:

– Извините, не пойму, что со мной… – И замолчала. Похолодела, будто ее окатили ледяной водой. – Вчера утром тоже тошнило.

– О нет, Вианна. Ребенок?

Вианна не знала, смеяться, плакать или кричать от ярости. Она ведь столько молилась еще об одном ребенке.

Но не сейчас.

Не от него.

В ту неделю Вианна почти не спала. Она совсем обессилела. По утрам тошнило все сильней.

Сидя на краю кровати, она смотрела на Даниэля. Пять лет. Опять вырос из своей пижамы, из рукавов и штанин торчат тоненькие ножки и ручки. В отличие от Софи он никогда не жаловался на голод, на то, что читать приходилось при тусклой свечке, или на жуткий серый хлеб по карточкам. Он попросту ничего другого и не знал.

– Эй, Капитан Дэн, – негромко позвала Вианна, убирая непокорную черную прядь с детского лба.

Малыш перевернулся на спину и улыбнулся, продемонстрировав дырку на месте переднего зуба.

– Мам, мне конфеты снились.

Дверь распахнулась. В комнату, запыхавшись, влетела Софи:

– Мам, скорее.

– Софи, я так…

– Скорее.

– Пойдем, Даниэль. Вид у нее серьезный.

Он радостно прыгнул к матери. Даниэль уже так вырос, что Вианна не могла носить его на руках, поэтому просто обняла покрепче. Достала единственную подходящую одежду – полотняные штаны, сшитые из старых шароваров, найденных в амбаре, и свитер, связанный из последних остатков синей шерсти. Когда он оделся, она взяла малыша за руку и вывела в гостиную. Входная дверь была нараспашку.