Александр Асмолов - Ушебти

Саша накинулась на Гийома с такой страстью, что тот перестал улыбаться. Он даже не смотрел на дверь. Возбужденное желанием лицо женщины удивительно изменилось. Вместе с одеждой она скинула строгий вид и стала необычайно красивой. Страсть и любовь меняют наш облик. Они подобны незримому художнику, который быстрыми штрихами так меняет образ простого человека, что тот кажется в момент порыва прекрасным. Ги невольно засмотрелся на женщину, что, закрыв от наслаждения глаза, предавалась чувственной любви.

В какой-то момент бельгиец ощутил, как внутри женщины кольца спазмов сковали его член, а ее тело изогнулось в сладостном порыве. Застыв на какое-то время, она судорожно вздохнула и так застонала на выдохе, что он от этого откровенного жеста сам чуть не закончил только что начавшийся марафон. Прижав кареглазого к полу, женщина начала медленно двигать бедрами, возвышаясь над ним. Она царствовала. Неслучайно некоторые сексуальные позы содержат в себе акт подчинения. Особенно жестко это выражено в гомосексуальных контактах. В древности спартанцы вообще изобрели иерархию подчинения, возведя однополую любовь в ранг добродетелей. Ее отголоски до сих пор напоминают о себе.

Подобно свежему бризу сквозь открытые окна, через массивную дверь президентского кабинета нарастающие волны возбуждения докатились до всех присутствующих на приеме гостей. Тосты стали звучать чаще и громче, а их двусмысленность стала вызывающей, но этого никто не замечал. Жажду невозможно было утолить напитками, а симпатия к противоположному полу просто перешла все границы. Некоторые гости стали разъезжаться парами по важным делам. Многим вдруг оказалось по пути.

И только новоиспеченный президент компании никуда не спешил. У нее накопилось очень много дел, которые требовали незамедлительного решения. Впрочем, никто и не настаивал на обратном. Все были заняты собой.

– А ты стала очень красивой женщиной, – Ги с интересом разглядывал лицо Саши. – Немного похудела, глаза стали яркими, – он нежно коснулся ее щеки. – Вот здесь появились маленькие впадинки, и губы выглядят сексуальнее.

– Я скучаю по тебе, – Саша пыталась заглянуть ему в глаза.

– Я ничего не могу без тебя делать. Все разваливается…

– Позвольте Вам возразить, дорогой мой президент, – он ослепительно улыбнулся, – компания получилась отличная.

– Что это был за договор?

– Наш учредительный договор.

– Но в первоначальном варианте передавалось только четыре магазина. Я наизусть знаю все документы.

– Правильно, – он говорил тоном врача, успокаивающего больного. – Но мы решили укрупнить компанию, чтобы сразу завладеть своим сегментом рынка. Так появился второй вариант договора.

– Что с Натальей Михайловной?

– Насколько мне известно, Натали себя неважно чувствует и решила отойти от дел. Все ресурсы передаются тебе. Владей!

– Мы с ней вчера говорили по телефону, и она словом не обмолвилась о новом варианте.

– Правильно. Решение было принято вчера вечером. Терт специально для этого был в Москве и едва успел прилететь утром в Питер.

– Нет. Тут что-то не так…

– Все так, дорогой мой президент, – Ги нежно поправил выбившийся локон на виске женщины. – А ты не хочешь взглянуть на подарок? Это просто невежливо. Такой сертификат для многих остается несбыточной мечтой.

Саша высвободилась из его объятий и встала с дивана. Будто со стороны глядя на себя, она отметила, что стоит абсолютно нагая. Она обернулась и посмотрела на кареглазого. Он лежал на диване, подперев голову рукой, и улыбался. Его красивое мускулистое тело было расслабленным и оттого еще более желанным. Оно еще хранило тепло их жарких объятий. У Саши возникло желание вернуться, словно позади была теплая домашняя кровать, которую приходится покидать утром, торопясь на работу.

– На этом диване можно лежать вдвоем, только обнявшись, – мелькнуло у нее в голове. – И это называется офисная мебель! Папка из толстой тисненой кожи действительно хранила красивый сертификат. Отпечатанный на бумаге с водяными знаками, витиеватым шрифтом, он сообщал, что госпожа Александра Круглова является владельцем дома номер 32 на улице Тюльпанов в Генте.

– Так просто? – Саша недоверчиво посмотрела на Гийома.

– Когда поедем смотреть? – он опять улыбался.

Слабый голос сомнений едва звучал в сознании женщины, но она знала, что не будет сопротивляться. Некая предопределенность во всех действиях и событиях довлела над Александрой. Она сознавала, что подчиняется, но ничего не могла с собой поделать. Отчего-то она должна была так поступать. Все происходило будто не с ней или во сне, когда не хочешь куда-то идти, даже как-то пытаешься сопротивляться, а идешь вопреки своей воле. Даже собственная нагота не смущала женщину. Она знала, что дверь в кабинет только плотно закрыта, но не кидалась запирать ее на все запоры, как поступила бы прежде. Обнаженный бельгиец лежал на диване, так и не вложив в ножны свое оружие. Заметив взгляд женщины, он чуть качнул бедрами и, как в старых боевиках, блики света блеснули на клинке. Саша попыталась устоять от соблазна, но все тело заныло от вспыхнувшего желания. Бороться со своей необузданной страстью она не умела. Единственное, что она смогла себе позволить, это не кинуться опять на кареглазого, а лишь кокетливо потянуться так, чтобы упругая грудь вызывающе качнулась в ответ. Потом лениво повернуться к солидному письменному столу и одним движением смахнуть с него все на пол. Она легла на стол, ощущая спиной прохладное дерево, и медленно стала поднимать ноги, разводя их в сторону. Ги не выдержал и в два прыжка оказался рядом. Женщина улыбалась, думая, что обладает властью над этим восхитительным самцом, способным довести ее до оргазма немедленно. А потом еще и еще раз! Она взяла руками его обнаженное лезвие, не боясь порезаться, и медленно направила вглубь. Ее ладони горели, но она не отпускала, а еще сильнее сдавливала ожившее оружие. Потом, сцепив стопы на его шее, властно привлекла к себе. Женщина еще смотрела в карие глаза, пытаясь возвыситься над ним, но потом поддалась искушению и покорно смежила веки. В глубинах ее организма начало зарождаться цунами. Сначала робкие намеки едва дали о себе знать, потом сомнение исчезло, и волна начала набирать силу. Сметая на своем пути препятствия, она покатилась по всему телу с горячей, безудержной силой. Ударившись в берега остатков сознания, она разрушила и поглотила их, обдав брызгами все вокруг. Сладкий миг блаженства еще не утих, а жажда вновь принуждала ненасытное тело к новым движениям.

Старый стол в кабинете немало повидал на своем веку. Деловые и личные письма, служебная корреспонденция, амбарные книги, газеты, журналы, были даже воззвания. Прежде на его массивную столешницу ложилась плотная бумага с гербовой печатью и водяными знаками, изящные тонкие листки, пахнущие одеколоном, большие конверты с марками, хранившие казенный дух почтовых карет и постоялых дворов, обрывки черновиков и долговых расписок. Менялись чернильницы и серебряные письменные приборы, ножи для бумаги и затачивания гусиных перьев, дорогие самопишущие ручки с золотыми перьями и обычные шариковые ручки, но такой восхитительной женщины на нем еще не было. Ее тело дышало страстью и пробуждало в памяти старого стола давно забытые нотки влечения, что касались и его в молодые годы, когда быстрый нервный почерк оставлял на бумаге любовное послание. Как же это давно было… И ведь что удумала, проказница! Своей восхитительной попкой танцевать на его отполированной лысине. М-да. Эх, молодость-молодость.