Марджери Аллингем - Полиция на похоронах

– А Джулия, – проговорил мистер Кэмпион, потрясенно внимавший тираде Маркуса, обычно неразговорчивого и приземленного, – что можешь рассказать про Джулию? Мне про нее почти ничего не известно. По словам Джойс, она – старая дева с трудным характером.

Маркус призадумался.

– Она меня всегда сбивает с толку. То ли она крайне умна и оттого сварлива… или же просто сварлива. Но связать взрослого мужчину по рукам и ногам, застрелить его и сбросить в реку – причем сделать это буквально за несколько минут, по дороге из церкви домой, – ну уж нет, друг, не глупи!

– Кто-то же это сделал, – с сомнением в голосе проговорил Кэмпион.

Маркус пожал плечами.

– Как знать? Последним его видел Уильям. Если бы полиция нашла орудие убийства, он бы уже сидел под замком. – Он резко вскинул голову. Из коридора донеслись тяжелые шаги, а затем в дверь тихо постучали. Горничная внесла небольшой серебряный поднос с визитной карточкой. На ее лице читалось неодобрение. Маркус в некоторой растерянности принял карточку, прочел и передал Кэмпиону.

Мистер Уильям Фарадей

«Обитель Сократа»,

Трампингтон-роуд, Кембридж

Оба были крайне удивлены, увидев на карточке имя человека, которого они только что обсуждали. С обратной стороны Кэмпион обнаружил записку, сделанную размашистым почерком и оттого с трудом поместившуюся на небольшом квадратике плотной бумаги.

«Буду премного благодарен, если вы уделите мне несколько минут своего времени. В.Ф.»

Маркус приподнял брови и растерянно убрал карточку в карман.

– Ведите его сюда, Харриет.

– Что же, есть над чем призадуматься, – пробормотал Кэмпион. – Какая здесь подойдет ремарка: «Входит убийца» или же «Появляется Невинность в обличье Марса»?

Ответить Маркус не успел. Дверь открылась, и в комнату вошел дядюшка Уильям.

Точнее не вошел, а практически ворвался, разом перевернув сложившиеся представления мистера Кэмпиона о своей персоне. Мистер Уильям Фарадей был невысокий господин лет пятидесяти пяти, розовощекий, с брюшком, в смокинге устаревшего фасона, с желтовато-седыми волосами и яркими жадными глазками. Его усы, явно подстриженные на военный манер, не производили задуманного впечатления. Руки у него были пухлые, а лакированные ботинки с квадратными носами подчеркивали самодовольство и щеголеватость хозяина.

Он быстро прошел через комнату, пожал руку Маркусу и обернулся к Кэмпиону – тот как раз поднялся с кресла. При виде молодого человека проблеск радушия в маленьких голубых глазках Уильяма поразительно быстро сменился откровенным изумлением, и он даже невольно нацепил на нос пенсне, что висело на широкой черной ленте.

Маркус коротко представил их друг другу, и старик едва не разинул рот от удивления.

– Кэмпион? Кэмпион? Не тот ли самый… э-э… Кэмпион?

– Один из рода, не сомневайтесь, – ляпнул в ответ молодой человек.

Мистер Фарадей натужно закашлялся, затем примирительно протянул ему руку.

– Рад знакомству, – произнес он, после чего вновь обратился к Маркусу: – Ваша очаровательная невеста, Джойс, только что вернулась домой, – порывисто заметил он, – и от нее я узнал, что вы, вероятно, сегодня вечером никуда не уйдете, вот я и решил… кхм… заглянуть. – Он погрузился в предложенное Маркусом кресло и тут же закричал Кэмпиону, который начал было вежливо ретироваться к двери: – Нет-нет, не уходите, сэр! Никаких тайн. Я пришел поболтать с Маркусом об этом гнусном скандале.

Свирепость его тона в любой другой ситуации была бы потешной, но в глазках Уильяма читался страх, и вообще вид у него был жалкий, как у пресловутой лягушки в кипятке.

– Скверное дело, Маркус, мой мальчик, – пыхтя и отдуваясь, продолжал он. – Крайне скверное! Нужны хорошие мозги, чтобы расхлебать эту кашу без лишнего шума. А шум поднимется, как пить дать… Ох уж мне этот Эндрю, – внезапно повысил голос Уильям, изрядно напугав этим собеседников, – даже умереть спокойно не мог, всем досадил. Я по его милости целый час просидел в полицейском участке, отвечал на вопросы…

Он недоверчиво посмотрел на мистера Кэмпиона, явно гадая, какая польза может быть от этого странного молодого человека в столь критической ситуации. Затем вновь обратился к Маркусу:

– Что ж, мой мальчик, раз ваш отец до сих пор не вернулся – да и, признаться, он уже малость староват для таких дел, верно? – что вы планируете делать? Я рассказал полиции все, что знаю – то есть почти ничего, как вы понимаете. Они, по правде говоря, остались не слишком довольны моим рассказом. Даже как будто подозревают меня в чем-то – хотя совершенно непонятно, как меня можно в чем-то подозревать. Ох уж этот Эндрю… – повторил Уильям. – Сидит сейчас в своем подземном царстве – или куда он там угодил, – и посмеивается над нами. Вот, мол, в какое неприятное положение я загнал любимых родственничков!

Маркус, слегка смущенный столь откровенно недобрыми речами дяди Уильяма, предостерегающе кашлянул. Но тот даже не подумал отклониться от намеченного курса.

– Не знаю, что вы сказали мистеру… э-э… Кэмпиону про наше с Эндрю возвращение домой из церкви и его идиотскую прихоть пойти пешком. Я немного задержался у входа – беседовал с миссис Берри, – а когда вышел, мой братец уже отпустил водителя. Иначе бы я его уговорил поехать, и мы бы благополучно избежали неприятностей. Я, правда, не очень понимаю, почему полиция убеждена, что все случилось именно в тот день: никаких улик, подтверждающих это, попросту нет. Впрочем, вы все уже знаете, верно? И про мой разговор с ненормальным братцем тоже? Конечно, я его пересказал полиции… Удивительное дело! Они с трудом поверили, что два взрослых человека могли разругаться по такому пустяковому поводу – как лучше возвращаться домой. «Черт подери, – сказал я этому гнусному хаму в форме, – нормальные люди просто не любят, когда им перечат, взрослые они или нет». И потом, у меня бы разболелись ноги. Вешу-то я изрядно, не то что Эндрю. Он у нас был хилый, знаешь ли. Ладно, о покойниках плохо не говорят…

Дядя Уильям замолк и свирепо уставился на собеседников. Маркус, видимо, не нашелся с ответом, а мистер Кэмпион сидел, аккуратно сложив руки на коленях, и сохранял прежнее отсутствующее выражение лица.

Тогда дядя Уильям продолжил громогласную тираду, решив наконец перейти к делу:

– Я пришел к тебе по трем причинам, Маркус. Первая, я волнуюсь за эту нашу прелестную девицу – и твою, между прочим. Сейчас «Обитель Сократа» – не лучшее для нее место. Конечно, молодым нынче никто не указ, но было бы очень хорошо, если бы ты проявил твердость и отправил Джойс жить к ее хорошенькой американской подружке, что недавно поселилась в городе.