Пьер Леметр - Три дня и вся жизнь

Вернулся Тео с пластиковыми стаканчиками. Они продолжили разговор втроем, так, общие фразы. Антуан вдруг снова увидел их на церковной паперти вечером после рождественской службы. И опять подумал о драке, завязавшейся после того, как Тео пустил свою мерзкую сплетню…

Глядя в сторону, он отхлебнул вина.

В Бовале он неизбежно должен был вернуться мыслями к концу памятного девяносто девятого года. То, что тогда случилось, относилось к другой жизни. Даже Боваль перевернул страницу. Но поскольку тайна исчезновения Реми Дэме до сих пор так и не прояснилась, угли тихонько тлели, и любое дуновение могло пробудить их. Находясь среди этих людей, Антуан чувствовал себя под угрозой, все было насыщено знаками, подлежало толкованиям, служило источником тревоги…

– Антуан!..

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы узнать Валентину, которая, похоже, прибавляла по килограмму в год. Она в раздражении обернулась к вопящему карапузу: прекрати, я тебе сказала! И резко отмахнулась, словно отгоняя назойливую муху. Молодая женщина держала на руках малыша, жующего горсточку чипсов. Муж, ладный малый с комплекцией лесоруба и дурными зубами, по-хозяйски обнял ее за плечи.

Антуан продолжал пожимать протянутые руки, с кем-то обменивался поцелуями. Тео находился поблизости, как будто хотел что-то сообщить и ждал удобного момента. Поверх чужих плеч они постоянно встречались взглядами, пока наконец Тео не склонился к его уху:

– Я вроде тебя, они все мне отвратительны…

– Нет, я не…

Тео хмыкнул:

– Да ладно тебе. Здесь все такие козлы…

Антуана смутило подобное отношение. Он тоже чувствовал себя далеким от этого мира, сделанным из другого теста, более современным. Он находил родной город устаревшим, неподвижным и тесным; он ненавидел его, но он его не презирал. Тео и прежде был до обидного высокомерным, поэтому нет ничего удивительного в том, что теперь он пренебрежительно относится к Бовалю. Он намеревался создать стартап, но Антуан не особенно разобрал, чем его фирма будет заниматься: какой-то системный инжиниринг, нетворкинг – речь Тео изобиловала англицизмами, в которых Антуан ничего не понимал. Он предпочел сделать умный вид, как люди, плохо освоившие язык, которые, утомившись в поисках смысла, просто кивают. Снова подошедшая к ним Эмили не прислушивалась: мужские разговоры – это не для нее.

Потом они расстались. Антуан пил. Многовато, он это чувствовал. Тем более что никогда не переносил алкоголя. Он обещал матери, поэтому пришел. Еще он предупредил ее, что останется ненадолго, пора уходить. Невозможно попрощаться со всеми, надо проявить находчивость и улизнуть так, чтобы никого не обидеть. Он налил вина, чтобы вернуть себе самообладание, неторопливо направился к изгороди – никто на него не смотрел, – поставил на стол пластиковый стаканчик, вышел и закрыл за собой калитку. Уф…

– Уже уходишь?

Антуан вздрогнул.

Эмили курила, сидя на садовой ограде.

– Да, то есть нет…

Она коротко рассмеялась, как некоторое время назад. Очень в ее духе. Этот смех раздавался поминутно, в умеренных дозах он мог бы показаться прелестным, но систематичность приема раздражала. Можно подумать, она заменяет им слова, которых не знает.

– Тебя все смешит?

Задав вопрос, Антуан тут же пожалел об этом, но Эмили как будто не уловила его иронии. В ответ она махнула рукой, что могло означать все, что угодно.

– Ладно, я пойду, – сказал Антуан.

– Я тоже домой…

Они пошли вместе.

Эмили прикурила новую сигарету. Запах дыма, смешавшийся с ночной свежестью и ее ненавязчивыми духами, был очень приятным. Антуан почти соблазнился. Он курил всего два-три раза в жизни, ему не понравилось, но он решил хотя бы затянуться разок. Напряжение вечера спадало, оставив после себя сильную усталость. Одна сигаретка, почему бы и нет…

Эмили вернулась к начатому в саду разговору. Ее заинтриговали планы Антуана. Гуманитарная миссия. Почему он не хочет быть… нормальным доктором? Чтобы ответить на этот вопрос, Антуану потребовалось бы собраться с духом. Он сказал только:

– Семейный доктор – это скучновато…

Эмили покачала головой. Что-то мешало ей понять.

– Если ты считаешь это скучным, зачем тогда изучаешь медицину?

– Нет, мне не скучно быть врачом, понимаешь, но именно семейным доктором…

Эмили кивнула, но что-то в этой теории не устраивало ее. Антуан украдкой поглядывал на девушку. Бог ты мой, эти высокие скулы, этот рот, этот светлый пушок у корней волос там, на затылке…

Верхние пуговицы ее кофточки были расстегнуты, открывая упругую грудь, а когда Антуан чуть-чуть отставал, то замечал под платьем завораживающую округлость ее попки…

Эмили говорила:

– Потому что врач все-таки… Должно быть, страшно интересно лечить людей…

Было даже как-то печально констатировать, что такая прелестная, такая сексапильная молодая женщина может быть столь откровенной дурой. Она изъяснялась общими фразами, высказывала мысли, которые, будучи полностью готовыми к употреблению, почти не нуждались в том, чтобы пропускать их через голову. Ее речь без всякого повода или перехода скакала с одной темы на другую, и все они касались того малого, что она знала: обитателей Боваля. Пока Антуан подробно разглядывал и оценивал совершенство отдельных частей ее тела (брови, уши – этой девице даже удалось иметь очаровательные ушки, неслыханно!), Эмили добралась до их прошлого, их детства, соседей, воспоминаний…

– У меня полно наших школьных фоток! А еще из досугового центра… С Романом, Себастьеном, Леа, Кевином… И Полиной…

Она говорила о людях, которых Антуан едва мог припомнить, но для нее они реально существовали. Как если бы город и ее собственная жизнь и теперь, спустя несколько лет, ограничивались школьным двором.

– Ах, эти фотки, ты обязательно должен посмотреть… сдохнуть можно!

В темноте раздался ее короткий смешок, женственный, восхитительный и невыносимый. Непонятно, что ее так развеселило.

Для Антуана школьные фотографии не представляли приятного воспоминания. Тогда же была сделана преследующая его все детство фотография маленького Реми Дэме. Существовала традиция: в этот день вам приглаживали вихры, меняли рубашку и отправляли в школу, как на праздник.

– Если хочешь, я тебе пришлю!

Собственное предложение привело Эмили в такой восторг, что она даже остановилась. Антуан посмотрел на нее. Красивое правильное лицо, светлые глаза, этот нежный рот…

– Ну да, пришли, если хочешь… – согласился он.

Оба смутились. Антуан опустил глаза. Они двинулись дальше.

В центре все еще слышались доносящиеся издали отголоски музыки в саду господина Лемерсье. Говорить было не о чем, и возле мэрии Антуан вспомнил поваленный ураганом платан.