Стивен Кинг - Пост сдал

– Спасибо, Пит. Это очень важно.

– Хотелось бы, чтобы все было как прежде. Мы бы довели это дело до конца.

– Но времена изменились. – Ходжес вновь потирает бок.

– К сожалению. И думай о себе: хоть немного набери чертов вес.

– Приложу все силы, – отвечает Ходжес, но Пит уже отключился.

Ходжес чистит зубы, принимает болеутоляющее, снимает одежду, медленно надевает пижаму. Ложится в постель и смотрит в темноту, дожидаясь сна или утра, не зная, что придет первым.

Вселившись в тело Бэбино, Брейди не забыл взять с комода бейдж доктора, потому что магнитная полоса на обратной стороне этого пропуска открывала ему все больничные двери. В половине одиннадцатого вечера, когда Ходжес вполне насладился каналом «Погода», Брейди использует бейдж первый раз, чтобы открыть ворота парковки для сотрудников больницы, расположенной за главным корпусом. В дневные часы парковка забита, но поздним вечером пустых мест предостаточно. Брейди выбирает одно из тех, что максимально удалены от ярких натриевых фонарей. Отклоняет назад спинку сиденья роскошного автомобиля доктора Бэбино и выключает двигатель.

Засыпает и оказывается в легком тумане бессвязных воспоминаний. Это все, что осталось от Феликса Бэбино. Чувствует вкус мятной помады первой девушки, которую тот поцеловал, Марджори Паттерсон из Восточной средней школы в Джоплине, штат Миссури. Видит баскетбольный мяч с наполовину стершимися черными буквами «ФОЙТ» [38]. Ощущает тепло в тренировочных штанах: описался, пока раскрашивал картинки за бабушкиным диваном – огромным динозавром, обитым вылинявшим зеленым велюром.

Детские воспоминания, похоже, уходят последними.

В начале третьего Брейди дергается от очень яркого воспоминания – отец влепил маленькому Бэбино оплеуху за игру со спичками в подвале их дома – и начинает медленно просыпаться в ковшеобразном сиденье «бумера». На мгновение перед его мысленным взором застывает самый четкий образ: на красной от прилившей крови шее отца пульсирует вена, чуть выше воротника синей тенниски «Изод».

А потом остается только Брейди, переселившийся в телесную оболочку Бэбино.

Находясь в палате 217 и в теле, уже ни на что не годном, Брейди долгие месяцы мог планировать, пересматривать свои планы, раз за разом корректируя их. Конечно, он допускал ошибки (к примеру, зря использовал Зет-боя, чтобы послать Ходжесу сообщение через сайт «Под синим зонтом Дебби», и попытку покончить с Барбарой предпринял раньше, чем следовало), но упорно добивался своего, и вот теперь он в шаге от успеха.

Он десятки раз прокручивал в голове данный этап операции, поэтому действует уверенно. Пропуск Бэбино открывает дверь с табличкой «ТЕХНИЧЕСКАЯ ЗОНА А». На верхних этажах шум машин, обеспечивающих функционирование больницы, едва слышен, но здесь они грохочут, а в выложенном плиткой коридоре царит удушающая жара. Однако коридор пуст, как Брейди и ожидал. Большая городская больница никогда не спит, но в предрассветные часы закрывает глаза и дремлет.

Комната отдыха технического персонала также пуста, как и примыкающие к ней раздевалка и душевая. Некоторые шкафчики закрыты на висячие замки, но большинство не заперты. Он открывает один шкафчик за другим, примеряет рабочую одежду, пока не находит куртку и брюки размера Бэбино. Раздевается, надевает чужую одежду, перекладывает в карман пузырек с таблетками, который взял в спальне Бэбино. Это сильное снотворное. На одном из крючков у душевой он видит недостающий аксессуар: красно-синюю бейсболку «Сурков». Берет, подгоняет пластмассовую ленту-застежку на затылке, низко надвигает бейсболку на лоб, встав перед зеркалом, убеждается, что седые волосы Бэбино не видны.

Он проходит коридор «Технической зоны А» до конца и поворачивает направо, в больничную прачечную, где не только жарко, но и влажно. Две прачки сидят на пластиковых ортопедических стульях в проходе между двумя рядами огромных сушилок «Фошань». Обе крепко спят, одна – с перевернувшейся коробкой печенья в форме зверушек. Печенье рассыпано по зеленой нейлоновой юбке. Дальше, за стиральными машинами, он находит две тележки для белья, стоящие у шлакоблочной стены. Одна заполнена сорочками, вторая – постельным бельем. Брейди берет несколько больничных сорочек, кладет поверх аккуратно сложенных простыней и катит тележку по коридору.

Лифты, коридоры и надземный переход приводят его в Ведро, и по пути ему встречаются четыре человека. Две медсестры, о чем-то шепчущиеся у двери аптечного склада, и два интерна, которые смеются в ординаторской, глядя на экран ноутбука. Никто из них не замечает работника эксплуатационно-технической службы, который, наклонив голову, толкает перед собой нагруженную тележку с чистым бельем.

Место, где на него могут обратить внимание, даже узнать – сестринский пост в Ведре. Но одна из медсестер раскладывает пасьянс на компьютере, а вторая что-то пишет, подперев подбородок свободной рукой. Именно она краем глаза улавливает движение в коридоре и, не поднимая головы, спрашивает, все ли в порядке.

– Да, конечно, – отвечает он. – Правда, ночь выдалась холодная.

– Это точно, и я слышала, надвигается снежная буря. – Она зевает и возвращается к записям.

Брейди катит тележку дальше, останавливается, не доходя до двери палаты 217. Один из маленьких секретов Ведра заключается в том, что у каждой палаты две двери: одна с табличкой, другая – без. Двери без таблички приводят в стенные шкафы, предоставляя персоналу возможность пополнять запасы постельного белья и всего необходимого по ночам, не тревожа пациентов… или их дефектные мозги. Брейди берет несколько больничных сорочек, быстро оглядывается, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают, и проходит в дверь без таблички. Мгновение спустя смотрит на себя. Долгие годы он дурил всех, заставляя верить, что Брейди Хартсфилд – из тех, кого сотрудники обычно называют (строго между собой) кретином, овощем или СГАДНом (свет горит, а дома никого). Но сейчас он именно такой.

Брейди наклоняется и похлопывает рукой по колющейся щеке. Проводит подушечкой большого пальца по закрытому веку, чувствуя под ним плотное глазное яблоко. Поднимает одну руку, поворачивает, кладет на одеяло ладонью вверх. Из кармана позаимствованных серых рабочих штанов достает пузырек с таблетками и высыпает с полдесятка на ладонь. «Прими, проглоти, – думает он. – Это мое тело, пусть уже ни на что не годное».

В последний раз он входит в это ни на что не годное тело. Теперь ему не нужен «Заппит». Нет необходимости беспокоиться и о том, что Бэбино вернет контроль над своим телом и убежит, как Пряничный человечек. Без разума Брейди Бэбино – овощ. В его голове не осталось ничего, кроме воспоминания о тенниске отца.