Рональд Нокс - Три вентиля

Коридорный, по его собственным словам, вошел в комнату прямо за доктором. Дверь, когда ее вышибли, упала внутрь почти плашмя, почти – потому что не совсем сорвалась с нижней петли. Коридорный прошагал прямо по ней и дал доктору спичку. Затем доктор прошел к кровати, а сам он – к окну, чтобы выкинуть спичку. Доктор Феррерс и мистер Бринкман стояли возле кровати, он же тем временем осмотрел дверь и попытался ее приподнять. Ключ чин чином торчал снизу, то есть с внутренней стороны. Ему нечасто доводилось будить постояльцев по утрам, но в этот-то раз так было велено. В коридоре припахивало газом, это верно, но окончательно он заподозрил неладное, когда подергал дверь и обнаружил, что она заперта. Обычно постояльцы в этой гостинице дверей не запирали, хотя ключи у них есть… Да, он нагнулся и посмотрел в замочную скважину, но там было темно – понятное дело, ключ-то торчал в замке. Тогда он пошел к мистеру Бринкману и спросил, как быть, поскольку никоим образом не желал превышать свои полномочия.

Буфетчице оказалось впрямь нечего добавить. Она последний раз заходила в этот номер часов в шесть, ну, максимум в полседьмого вечером в понедельник, когда наводила там порядок. Ее попросили уточнить, и она объяснила, что откинула угол одеяла. Спички она даже и не думала зажигать – зачем? Средь бела-то дня! Утечки газа в этой комнате она никогда не замечала, потому что аккурат в марте газовщик все проверил. Оконные защелки, по ее мнению, тоже были исправны, во всяком случае, ни один постоялец не жаловался, что створки хлопают по ночам. Ну а Библия вроде бы лежала на месте, у изголовья, когда она заходила не то в шесть, не то в полседьмого. Она Библию не трогала, да и вообще ни к чему не прикасалась.

Миссис Дэвис подтвердила все сказанное в той мере, в какой оно требовало подтверждения. Да, Моттрам просил разбудить его пораньше и обратился с просьбой именно к ней, причем совершенно естественным тоном, а на прощание весело пожелал доброй ночи.

Мистер Поултни практически ничего существенного сообщить не смог. Накануне вечером он ничего не заметил, ночью ничего не слыхал, в номер Моттрама после трагических событий не входил.

Наконец выступил с речью коронер, который долго и многословно наставлял коллегию присяжных. Он напомнил, что утечку газа, строго говоря, нельзя считать стихийным бедствием. Подчеркнул, что они не могут вынести вердикта о смерти от неизвестной причины, ибо причина известна. Если они готовы дать закрытому вентилю какое-то новое объяснение, то вправе написать в вердикте «смерть от несчастного случая» или «самоубийство»; насчет самоубийства возможно добавить особое мнение, гласящее, что покойный страдал душевной болезнью. Если они готовы по-новому объяснить загадку запертой двери, то у них есть возможность вынести вердикт об умышленном убийстве, совершенном неизвестным лицом или неизвестными лицами. Да, читатель согласится, что коронер всего лишь человек, такой же, как все.

Присяжные, которым оказалось не по силам умственное напряжение, необходимое в данной ситуации, признали наличие преступления без установления преступника.

Коронер поблагодарил их и произнес краткую речь, фактически не имевшую касательства к делу. Он подчеркнул преимущество электрического освещения перед газовым: в доме с электрическим освещением такого вообще бы не случилось. Далее, он настоятельно призвал всех проверять перед сном, закрыт ли газ, а также – что не менее важно – открыто ли окно. Засим дознание было окончено, а Моттрам, который не оставил завещательных распоряжений насчет того, где и как его следует похоронить, на другой день упокоился на кладбище поселка, лицезревшего схватки его юности, и Пулфорд тотчас о нем забыл.

После дознания Лейланд и Бридон, как и уговаривались, решили всесторонне обсудить новые сведения. В гостиницу они не пошли, отчасти потому, что там сейчас было полно народу, а отчасти потому, что, памятуя о бридоновских наблюдениях накануне вечером, опасались чужих ушей. Моросил дождь, и они отправились на гостиничные задворки, откуда заросшая тропинка привела их по берегу реки к развалинам старой мельницы. Возле обветшалого мельничного колеса была не то кабинка, не то сараюшка, щелястая, с дырявой крышей, но все же какое-никакое укрытие от непогоды. Даже посидеть можно, хотя и без особых удобств, благо есть скамейка, сколоченная из узловатых сучьев и покрытая темно-коричневым лаком. Временами, когда ветер задувал в щель за спиной или за шиворот капала вода, приходилось неловко ерзать, но, поскольку «Бремя зол» удобствами так или иначе не баловало, они были вполне довольны своим приютом.

– Признаться, я в некоторой растерянности, – сказал Бридон. – Не то чтобы у меня появились объективные причины пересмотреть свою точку зрения, но раньше я очень хотел видеть здесь самоубийство, а теперь уже нет. Епископ просто замечательный старик и определенно найдет применение этим пятистам тысячам, ну, хотя бы обои поменяет… Или прибавит жалованье своему секретарю. Откровенно говоря, у меня нет ни малейшего желания рекомендовать Компании воздержаться от уплаты. Для них это не расход. Но, должно быть, где-то во мне сидит совесть, потому что я, так или иначе, намерен докопаться до истины. Значит, ты говоришь, Моттрам сделал это дополнение меньше трех недель назад?

– Да, примерно так. По моим расчетам, это было до, а не после его визита в Бесподобную.

– Еще не легче. Если он решил одарить пулфордскую епархию, то зачем предлагал аннулировать свою страховку при условии, что мы вернем ему половину взносов? А если не собирался одаривать епархию, то зачем все эти хлопоты с изменением завещания?

– Не забудь, когда сделал это дополнение, он, возможно, еще не побывал у специалиста.

– Тоже верно… Слушай, допустим, он не сделал бы дополнения – какова в таком случае была бы участь страховки? Она что же, как и все остальное, ухнула бы на эти его бредовые затеи с художественными галереями?

– Нет, в завещании не было туманных формулировок вроде «после моей смерти все мое имущество…». Он расписал все подробно и четко, но касательно страховки вообще никак не распорядился. Следовательно, не сделай он этого дополнения, она отошла бы его ближайшему родственнику.

– То есть племяннику? Н-да, неплохо бы повидать этого джентльмена.

– Ты его видел.

– Видел? Где?

– На дознании. Такой тщедушный, невысокий, с крысиной физиономией, стоял на крыльце, когда все кончилось. Это он и есть, Симмонс, а если тебе охота посмотреть, что это за птица, нет ничего проще – у себя в магазине он сам обслуживает покупателей. Подбирая новые подтяжки, или таблетки от кашля, или что-нибудь еще, можно без зазрения совести с десяти утра до семи вечера пользоваться его вниманием.