Нора Робертс - Портрет смерти

– Дай мне одну минуту.

Услышав щелчок, Ева уставилась на видеотелефон.

– Ладно, босс, так и быть. Минуту я тебе дам.

Прошла не минута, а полторы, прежде чем щелкнул замок и над дверью загорелся зеленый свет.

Когда Ева вошла, Рорк сидел за стойкой. Засученные рукава рубашки говорили о том, что он работал на нескольких клавиатурах одновременно.

Но его лицо было таким же бесстрастным, как стенные экраны.

Дверь закрылась, и замок щелкнул снова.

– В чем дело?

– Я работаю.

– На незарегистрированном оборудовании?

На лице Рорка отразилась досада. Он взял тяжелый хрустальный стакан, стоявший у его локтя, холодно посмотрел на Еву поверх него и сделал глоток.

– Да. На незарегистрированном.

Тепла в его голосе не было. И улыбки на лице тоже.

– У тебя проблемы?

Рорк размешивал жидкость в стакане и смотрел на Еву так, словно та была служащей, которую он собирался уволить.

– С чего ты взяла?

Изумленная Ева зашла за стойку, но экраны мониторов тоже были черными и равнодушными. Она уловила острый запах виски и табака. Чувство неловкости становилось все сильнее.

– Во-первых, ты отказал мне в доступе. Во-вторых, сидишь здесь и пьешь. В-третьих, ты выключил экраны, чтобы я не видела, над чем ты работаешь.

– Я отказал тебе в доступе, потому что не хотел, чтобы мне мешали. Пью – потому что хотел выпить. – В доказательство он снова поднес к губам стакан. – А выключил экраны, потому что моя работа не имеет к тебе никакого отношения. Вам ясно, лейтенант?

От потрясения у Евы заболело горло. Она стала вспоминать события дня, пытаясь понять, чем вызвала его гнев.

Потому что под его холодностью скрывался именно гнев. Жаркий и обжигающий.

– Если ты сердишься на меня, то я хочу понять, за что. Иначе получишь пинка в зад. И тогда уж все будет ясно.

«Уйди отсюда, – мысленно умолял ее Рорк. – Уйди и дай мне закончить этот кошмар».

– Не все мои дела имеют к тебе отношение. И не все мои чувства вращаются вокруг тебя.

У Евы тут же сжалось сердце, но она попыталась не обращать на это внимания.

– Нет, что-то случилось. Я же вижу. – Взволнованная Ева положила ладонь на его плечо и ощутила напрягшиеся мышцы. – Если дело в Соммерсете, то я заходила к нему. Старик раздражен, как обычно. Я понимаю, ты расстраиваешься из-за случившегося, но…

– За ним хорошо присматривают, верно? Я позаботился об этом. А тебе не приходит в голову, что у меня могут быть и другие проблемы, кроме тебя, его и твоей работы? – Он отодвинулся, встал, стремясь оказаться подальше от ее заботливой руки, и налил себе еще виски. Но надежда на то, что спиртное поможет ему избавиться от тошноты, оказалась тщетной.

– Рорк…

– Черт побери, я занят! – бросил он, и устремившаяся к нему Ева остановилась как вкопанная. – Пожалуйста, не мешай мне. У меня нет настроения болтать, выслушивать твои рассказы о том, как прошел день, или вставить пистон по-быстрому.

Оскорбление заставило ее вспыхнуть.

– А на что у тебя есть настроение?

– На то, чтобы побыть одному и закончить дело, ради которого я сюда пришел.

«Если ты останешься здесь, я этого просто не вынесу. И не вынесу того дела, которым занимаюсь…»

– Твои рассказы о работе отнимают у меня уйму времени, которое я обязан наверстывать. Когда ты увидела, что дверь закрыта, то должна была понять: я не хочу, чтобы мне мешали. У меня накопилась куча работы. Думаю, что у тебя тоже. Не сомневаюсь, что трупов в Нью-Йорке более чем достаточно для одного вечера.

– Да. – Ева медленно кивнула. Ее гнев исчез, сменившись невыносимой болью. – Трупов хватает… Ладно, не буду тебе мешать.

Она шагнула к двери и тут же услышала щелчок открывшегося замка. Как только Ева вышла, замок щелкнул снова.

Оставшись в одиночестве, Рорк долго смотрел в стакан, а потом швырнул его в стену. Осколки хрусталя упали на пол, как застывшие слезы.

Ева принялась за работу. Точнее, попыталась сделать это. Нужно было проверить людей, фамилии которых удалось вытянуть из Хастингса. С каждым придется говорить персонально, но до того нужно узнать их прошлое.

Она получила подробный отчет Пибоди. Второй подозреваемый имел в момент убийства Рэйчел Хоуард твердое алиби. Ева была уверена, что алиби подтвердится, но проверить его было необходимо.

Она прикинула другие возможности, просмотрела свои записи, приколола к доске снимки Рэйчел, расписание занятий, план автостоянки и фотографию Колумбийского университета, сделанную с высоты птичьего полета.

Но все это время ее не покидала тревога за Рорка.

Когда около полуночи Ева вошла в спальню, то увидела, что там пусто. Домашний компьютер ответил, что Рорк по-прежнему находится у себя в кабинете.

Когда в час ночи Ева легла в одинокую постель, Рорк еще не пришел.

Она не хотела ссориться с ним. Спору нет, иногда хорошая ссора обостряет чувства. Разгоняет кровь. Но как бы Ева и Рорк ни злились друг на друга, раньше они всегда были вместе.

Это была не ссора. Он просто оборвал ее и выгнал. Смотрел на нее холодными синими глазами как на чужую. Или как на надоедливую знакомую.

«Не следовало мне уходить, – сказала себе Ева, ворочаясь в огромной кровати. – Нужно было остаться, разозлить его и заставить рассказать, что случилось».

Он прекрасно знал, как заставить ее уйти. Если бы Рорк кричал на нее, она бы это как-нибудь перенесла. Но он ошеломил ее, выбил из колеи и заставил уйти, поджав хвост.

«Ну, погоди, – подумала она, засыпая. – Я еще доберусь до тебя».

Пока Ева лежала в темноте и не могла уснуть, обрел бессмертие девятнадцатилетний студент театрального факультета по имени Кенби Сулу.

Он стоял, высокий, стройный и навеки молодой. Его телу была придана нужная поза. Безжизненные конечности поддерживались тонкой проволокой, чтобы бесстрастный объектив фотоаппарата мог запечатлеть юношу во всей красе.

«Какой свет! Какой сильный свет… Он окутывает меня как плащ. Питает меня. Он был гением, этот юноша с фигурой танцора и душой художника. Теперь он – это я. То, чем был он, будет всегда жить во мне.

Я чувствовал, как он соединяется с Рэйчел и со мной. Теперь мы близки больше, чем любовники. Мы превратились в жизненную силу, намного превосходящую способности каждого из нас.

Их дар мне грандиозен. А я взамен подарил им вечность.

Теперь в них никогда не будет тьмы.

Только безумный может назвать это безумием. Только слепой смотрит, но не видит.

Я уверен, что скоро, очень скоро смогу предъявить миру то, что сумел создать. Но сначала нужно накопить больше света. Мне нужны еще двое, а потом я поделюсь с миром.

Но, конечно, я должен дать всем на это посмотреть».