Виктор Каннинг - Секреты Рейнбердов

– Генри! – воскликнула мадам Бланш. – Не начинай своих загадочных речей. Каким образом она может прийти к ним? Это немыслимо.

– Отчего же? Она способна посетить место их упокоения. И неподалеку от них обнаружит камень с именем ребенка, но только это дитя на самом деле не умерло. Прошлой весной она сама положила к его надгробию букетик нарциссов, а летом украсила траву вокруг него белыми розами. Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. Спроси, понимает ли она, о чем я говорю.

В комнате было тихо, но мисс Рейнберд почувствовала, что ее зазнобило.

– Вы его понимаете, мисс Рейнберд? – обратилась к ней мадам Бланш.

С внезапно пересохшим горлом мисс Рейнберд выдавила:

– Да, да… О цветах мне все понятно. Но ведь тот ребенок мертв. Его нет на свете…

– Один человек умирает, но другой продолжает жить, – неожиданно перебил ее Генри. – Тело обращается в прах, но имя остается. Ты видишь мужчину, Бланш?

С раздражением, которое поразило даже мисс Рейнберд, мадам Бланш ответила:

– Ничего я не вижу, Генри! Ровным счетом ничего!

– Вглядись!

Мисс Ренйберд смотрела на Бланш, когда та поднесла руки к вискам, и заметила, что ее пальцы дрожат. Затем она издала протяжный, почти рыдающий звук и объяснила:

– Да, теперь вижу, Генри.

– Расскажи мисс Рейнберд, что ты видишь.

– Все не очень четко, Генри. Он появляется и пропадает. И рядом с ним что-то есть. Большое… А, вот так уже лучше. – Она рассмеялась. – Это автомобиль, Генри. Старомодный.

– Не обращай внимания на машину. Расскажи мисс Рейнберд о мужчине.

– Он в форменной одежде, Генри. Темного цвета, но не черной… Скорее оттенка шоколада. И он носит гетры. Выглядит почти франтовато. Ему лет тридцать. А машина белая, ослепительно-белая…

– Спроси у мисс Рейнберд, какого цвета его волосы. Он снял фуражку. Ты сама можешь их видеть. Спроси у нее.

– Если это тот, о ком я думаю, то волосы у него чернее угля, – жестко проговорила мисс Рейнберд.

С болью в голосе мадам Бланш воскликнула:

– Что происходит, Генри? Образ померк, и ты тоже отдаляешься. Почему ты уходишь, Генри?

Тот отозвался шепотом:

– Подобно тому, как грозовая туча скрывает солнце и лишает сияния красоты цветы и луга, так и злость в человеческом сердце изгоняет из него любовь и понимание… Любовь, но не злоба озаряет путь к истинному пониманию…

Голос делался все тише, пока не затих совсем.

Мисс Рейнберд поняла, что ее бесцеремонно отчитали, причем несправедливость упреков заставила сразу ожить всю внутреннюю силу ее характера. Вот уж действительно высочайшее сияние! Что ж, если нечто подобное существовало, ее не удивляло, что Гарриэт и Шолто не способны добраться до него, как ни стараются. А не разозлиться при мысли о Шебридже было невозможно. Верно, она иногда возлагала цветы на могилку малыша. Но только потому, что в городке не было ни одной другой живой души, чтобы сделать это. Простой акт милосердия. При посещении могил Гарриэт и Шолто. А все вместе представлялось полнейшей чепухой. Эта мадам Бланш, которая полулежит сейчас в кресле с закрытыми глазами, притворяясь совершенно изможденной, просто опытный манипулятор. Нет, так больше продолжаться не может. Оскорбление для ума и здравого смысла. Женщина получала информацию со стороны и скармливала ей. Гарриэт мертва. И все, что случилось с Гарриэт в прошлом, тоже умерло.

Неожиданно прозвучал голос Гарриэт:

– Типпи, дорогая… Ты доставляешь мне огорчение… – Но слова снова исходили из уст мадам Бланш. – Я огорчена из-за тебя, милая Типпи… Очень огорчена.

Мисс Рейнберд словно ударило током. Ее снова охватил озноб. Она уставилась в лицо мадам Бланш. В ее крупное и чуть вульгарно красивое лицо. Это ведь был голос Гарриэт. Или она начинает страдать слуховыми галлюцинациями? Типпи… Откуда было этой женщине знать, что Гарриэт дала ей такое нежное прозвище?

Бланш медленно открыла глаза, выпрямилась в кресле и с облегчением выдохнула.

– Уф! Генри снова вымотал меня, – пожаловалась она. – Я очень устала.

Она глазами указала на графин с хересом. Но мисс Рейнберд не отреагировала на этот намек и спросила:

– Вы все запомнили?

– Да.

– Помните последнюю из произнесенных фраз?

– Ясно и четко. Генри опять впал в поэтическое настроение. «Любовь, но не злоба озаряет путь к истинному пониманию…» И он прав, мисс Рейнберд. Время от времени в вас вспыхивают негативные эмоции. Это свойственно людям. Но для них, по ту сторону, бывает трудно отнестись к подобным порывам с пониманием и терпеливо выносить их.

Мисс Рейнберд промолчала. Потом поднялась, чтобы налить хереса им обеим. Что прикажете думать об этой женщине? Что думать?

Джордж и Бланш пили темное пиво в кухне ее дома в Солсбери. Миссис Тайлер уже отправилась спать. Альберт дрыхнул в припаркованной на улице машине Джорджа. Бланш его на порог не пускала. Как в чисто земном, так и в спиритическом смысле она не жаловала собак. Наступила ночь, и порывы ветра сотрясали оконные стекла в кухне. На столе перед Джорджем лежал большой блокнот в красной обложке. Он приобрел его на следующий день после первого визита к миссис Грэдидж, чтобы вести записи о мисс Рейнберд и связанных с ней делах. Память у него была отменная, но он давно заметил, что если ничего не записывать, то вскоре после беседы можно забыть подробности. А мелочи часто оказывались для Бланш важнее основной информации.

Сверяясь с блокнотом, Джордж сообщал Бланш обо всех фактах, собранных ранее в Чилболтоне, а потом в Уэстоне.

Роналд Шебридж работал в Рид-Корте водителем Шолто. Но его роль не сводилась только к этому. Если хозяину требовался собутыльник, Шебридж частенько составлял ему компанию и оказывал другие услуги, в особенности, когда Шолто использовал автомобиль для любовных утех с окрестными девицами и матронами. Сам Шебридж был не из местных. Он приехал из Лондона и привез с собой жену Марту. Его ближайшим другом в Чилболтоне был Грэдидж, который сам нередко ездил в машине во время охотничьих и рыбацких вылазок Шолто. За два месяца до того – миссис Грэдидж указала точно день и час, – как Гарриэт родила младенца, миссис Шебридж потеряла своего шестимесячного ребенка, мальчика, которого назвали Эдвардом. А перед тем как Гарриэт произвела на свет дитя, Роналд Шебридж неожиданно оставил службу у Шолто Рейнберда. Своему приятелю Грэдиджу он доверительно сообщил, что получил небольшое наследство и собрался уехать куда-нибудь, где сможет открыть автомастерскую. Но ни словом не обмолвился, куда именно. Однако не прошло и года, как движимый тщеславием (предположение Джорджа) Роналд прислал Грэдиджу письмо из Уэстона, в котором описывал свой новый бизнес, успех в делах, упомянув, что жена родила ребенка. Это заинтриговало Грэдиджей, потому что после рождения Эдварда Марта Шебридж рассказывала, какими осложнениями сопровождались роды и как доктор вынес вердикт – Марта едва ли сможет завести второго ребенка.