Оливер Пётч - Крепость королей. Проклятие

Первые годы в крепости знаменовали воплощение его сокровенной мечты. Он стал наместником овеянного историей места, получал собственные доходы и в лице Катарины обзавелся умной и красивой женой. Не хватало лишь детей. Супружеская чета неуклонно старела, и люди уже начали распускать слухи.

Но потом появилась Агнес, его любимая девочка. Казалось, еще вчера она сидела у него на коленях.

Папа, расскажи мне, как было раньше. Расскажи про коней и рыцарей, про турниры и битву при Гингате…

Кем же выросла его любимая девочка? Поначалу ее детская любовь к старинным историям вызывала у него лишь улыбку. Но со временем страсть к книгам, мужские брюки и сокол сделали ее посмешищем для всей округи. А вместе с ней и его самого! Почему же Агнес не желала понять, что он желал ей только добра? Откуда взялось это предубеждение против выгодного брака с состоятельным мужчиной?

Филипп фон Эрфенштайн прикрыл здоровый глаз и попытался определить тот момент, когда его жизнь взяла неверный курс. Изменения приходили постепенно, практически незаметно, и со временем становились все значительнее. Сначала его владения со всех сторон сократились в пользу герцога Цвайбрюкена, пфальцского курфюрста и соседних графств – Эрфенштайну приходилось отдавать земли за долги. Потом проклятые города обрушили цену на зерно, а его другу Максимилиану стали не нужны рыцари – он отдал предпочтение дорогим, хорошо вооруженным ландскнехтам. И оплачивать их вынуждены были не сами правители, а простые дворяне, бароны и рыцари! Из небольших распрей и стычек в сотню человек вырастали полноценные, дорогие войны.

Примерно в то же время Эрфенштайн начал топить все заботы в вине. Со смертью Максимилиана его надежды обратить свою жизнь к лучшему рухнули окончательно. А крепкая выпивка приносило сладкие грезы о благородных поединках прошлого.

Эрфенштайн взялся за двуручный меч, стоявший в углу возле доспехов, и в тусклом отражении клинка взглянул на свое отекшее лицо со шрамом и повязкой на глазу. В кого он превратился! Обнищавший феодал, вынужденный беречь каждый геллер, чтобы потом все равно пропить его… Что ж, по крайней мере, доспехи и оружие остались при нем. Меч, булава, копье и кинжал в локоть длиной, выкованный когда-то славным мастером Виленбахом. Многим рыцарям в эти тяжелые времена приходилось продавать все свои доспехи, и, едва отличимые в рваных одеждах от собственных крестьян, они жили в продуваемых всеми ветрами крепостях. За последнее время многие из них сгинули в бессмысленных мятежах против империи или подались в разбойники.

Только Эрфенштайн держался, невзирая на все неприятности…

Старый рыцарь улыбнулся, и его отражение сверкающей лужей расплылось по клинку. Возможно, все еще обернется к лучшему. Поход против Черного Ганса был его последним шансом сохранить Трифельс. И он его не упустит. Может, благодаря этому неугомонному Матису им удастся захватить крепость Вертингена. В таком случае хотя бы на этот год можно будет забыть о долгах. Кроме того, новый сосед, юный граф Шарфенек, великодушно пообещал ему бо́льшую часть добычи. Такое великодушие поначалу смутило Эрфенштайна, и он не желал принимать его. Быть может, это была лишь злая шутка высокомерного юнца, которому захотелось посмеяться над старым рыцарем… Или же граф преследовал совсем другие цели?

Эрфенштайн решительно вложил меч в ножны. Он еще не сдался. Еще один бой – и они с Агнес снова будут на плаву.

Отец Тристан действительно устроил так, чтобы в последующие дни у Агнес было время поразмыслить о разговоре в библиотеке. К тому же ей так и не представилась возможность еще раз заглянуть в тот загадочный тайник. Деревни и селения вокруг Трифельса охватила страшная лихорадка. В первую очередь она поражала стариков и детей. Агнес без конца кипятила горшки с ароматным отваром из вероники и ивовой коры, делала холодные примочки с уксусом и прикладывала ко лбам больных. Однако ни ей, ни отцу Тристану не удалось уберечь всех: в течение недели от лихорадки умерло более десяти человек. Большинство из них – дети. Они угасали буквально на глазах.

Агнес в который раз уже подивилась тому, с каким безразличием родители принимали смерть маленьких дочерей или сыновей. Господь давал им дитя, он же его и забирал. Особенно в первые годы жизни детей умирало столько, что люди переносили это как град или страшную бурю. Главное, что ребенок был крещен и потому попадал на небо.

Агнес невольно вспомнила, как Матис поносил церковь и папу. Он был прав во многом, о чем говорил, но простые крестьяне были непоколебимы в собственной набожности. Временами они бранились на откормленных, жирных священников, но продолжали твердить молитвы и усердно посещали деревенские церкви.

Все эти дни Матис намеренно избегал ее. Бо́льшую часть времени он проводил в своей мастерской в Ойссертале или собирал уголь возле угольных куч в лесу. Несколько раз Агнес пыталась попросить у него прощения за свои глупые подозрения, но Матис лишь обходил ее с угрюмым видом.

Вечером пятого дня после их ссоры Агнес наконец застала его одного в маленькой мастерской возле родительского дома, где он мастерил подкову. После работ над орудиями для предстоящей осады Матис еще несколько часов трудился над различными заказами в кузнице. Его отец уже несколько недель был не в состоянии работать у горна. Матис с силой колотил молотом по раскаленному железу. Казалось, он не услышал осторожно вошедшую Агнес.

– Матис, мне… мне очень жаль, – начала она нерешительно.

Юноша остановил руку с молотом, но оборачиваться не стал.

– Чего тебе жаль? – спросил он угрюмо.

– Ну, что я заподозрила тебя в убийстве Хайдельсхайма. Ты простишь меня?

Матис снова принялся колотить по подкове; голос его почти сливался с шумом.

– Если ты сумела представить себе такое, то незачем тебе просить прощения. Ты, судя по всему, держишь меня за убийцу и головореза. А почему бы и нет? Я ведь всего лишь неотесанный, безграмотный кузнец…

– Матис! Будет тебе!

Агнес так резко дернула его за плечо, что он едва не повалился на спину.

– Я знаю, что совершила ошибку. И попросила за это прощения, этого довольно, – продолжила она со злостью. – Ты со мной тоже был не так уж мил.

Впервые за это время Матис оглянулся на нее. Его злость мигом улетучилась, и он ухмыльнулся.

– Мне уж показалось, что ты решила, будто я ревную, – подмигнул он. – Тебе бы это понравилось, так ведь?

– Ах ты… подлец!

Агнес толкнула его еще раз, так что в этот раз он плюхнулся на пол.

– Забудь об этом! – прошипела она. – Ты не стоишь того, чтобы мне досталось из-за тебя от отца.

Матис примирительно вскинул руки, насмешливая ухмылка так и не сошла с его лица.