Кейт Мортон - Хранительница тайн

С пляжа донесся крик: «Шесть!» – и поверх журнала Долли бросила взгляд на отца, который закинул биту на плечо, словно ружье, и затрусил к импровизированной калитке. Рядом с ней Дженис Смитэм излучала искренний интерес, время от времени издавая негромкие возгласы: «Вот так удар!», перемежаемые вскриками: «Осторожно!», «Не так быстро!» и «Дыши, Катберт, помни о своей астме». Долли рассматривала ее аккуратный перманент, целомудренный крой купального костюма, отмечала ее манеру вести себя так, словно она боится лишний раз о себе напомнить.

Когда Долли поняла, что отец не шутил насчет места секретарши, она еще надеялась на заступничество Дженис. Пусть порой Долли воображала себя подменышем, но в глубине души знала, что это не так. Увидев мать и дочь рядом, никто бы не усомнился в их родстве. У Дженис и Дороти Смитэм были волосы шоколадно-коричневого цвета, высокие скулы и пышная грудь. И, как узнала Долли недавно, они с матерью были похожи не только внешне.

Однажды, роясь в гараже в поисках клюшки, Долли обнаружила на самой верхней полке зеленоватую коробку из-под обуви. Коробка показалась ей смутно знакомой; потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить: мать сидит на краю кровати в спальне, на коленях та самая коробка, на лице странная задумчивость. Долли сразу поняла, что не стоит докучать матери в такую минуту, но впоследствии часто спрашивала себя, что означал этот мечтательный, растерянный вид, заставлявший Дженис выглядеть и старше, и моложе одновременно.

В тот день в гараже Долли подняла крышку коробки – и тайное стало явным. Коробку заполняли обрывки другой жизни: программки музыкальных вечеров, синие наградные ленты победительницы конкурса молодых непрофессиональных певцов, дипломы на имя Дженис Уильямс. Была даже газетная вырезка с портретом юной девушки: у нее была точеная фигурка и сияющие глаза, и она явно не собиралась по примеру одноклассниц прожить тусклую предсказуемую жизнь.

Однако вышло именно так. Долли пристально всматривалась в девушку на фотографии. Некогда ее мать обладала талантом – настоящим природным даром, делавшим ее особенной, не такой, как все. Однако за семнадцать лет Долли ни разу не слышала, чтобы мать пела. Что могло заставить замолчать женщину, некогда сказавшую: «Я люблю петь больше всего на свете. Когда я пою, мне кажется, я отрываюсь от земли и лечу. Моя мечта – однажды выступить перед королем».

Долли казалось, она знает ответ.

– Держи спину ровнее, Катберт, – донесся голос отца. – Не сутулься.

Артур Смитэм: бухгалтер по призванию, один из столпов велосипедной фабрики, поборник всего, что хорошо и прилично. Враг всего незаурядного и необычного.

Долли вздохнула, наблюдая, как отец изгибается, подавая Катберту мяч. Артуру Смитэму удалось подавить все, что делало особенной ее мать, но Долли не уступит.

– Мама, – промолвила она, опуская журнал.

– Что, дорогая? Хочешь сэндвич с креветочной пастой?

Долли набрала воздуху в легкие. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь решится сказать матери правду.

– Мама, я не хочу работать на велосипедной фабрике.

– Не хочешь?

– Да.

– Понятно.

– Каждый день делать одно и то же – это не по мне. Печатать бесконечные письма, где будет все про велосипеды, поставки, и ужасные «искренне ваш».

По лицу матери было трудно прочесть, о чем она думает.

– Ясно.

– Вот так.

– А чем ты хочешь заниматься?

Долли не знала ответа. Ничего определенного, просто она была уверена, что судьба приготовила для нее нечто особенное.

– Не знаю. Я просто… Велосипедная фабрика – не место для такой, как я.

– Но почему?

Долли не хотелось отвечать. Она была уверена, что мама не станет приставать с расспросами. Она пыталась найти правильные слова, чувствуя, как на смену надежде приходит разочарование.

– Пришло время взяться за ум, Дороти, – сказала мать мягко. – Ты почти взрослая.

– Да, но…

– Пора забыть детские фантазии. Он хотел сказать сам, сделать сюрприз, но, раз уж так вышло, я открою тебе тайну: отец уже договорился с миссис Левин о встрече.

– Что?

– Тебя ждут в первую неделю сентября. Нам повезло, что твой отец – человек со связями.

– Но я…

– Папе лучше знать. – Дженис потянулась, намереваясь похлопать дочь по ноге, потом передумала. – Вот увидишь.

За фальшивой улыбкой Дженис прятался страх, словно она понимала, что в каком-то смысле предает дочь, однако не желала об этом задумываться.

Долли вскипела. Ей захотелось встряхнуть мать, напомнить ей, что когда-то и она была особенной, не такой, как все. Пусть расскажет, почему она изменилась (хотя Долли и сознавала, что просить об этом жестоко). Ибо ее дочь напугана и больше всего на свете боится стать такой же, как мать.

– Осторожнее!

Крик, донесшийся с берега, отвлек внимание Долли и спас Дженис Смитэм от неприятного разговора.

У кромки воды, в купальнике прямо со страниц журнала «Вог», стояла она, девушка в серебристом платье, и, поджав губки, терла ушибленную руку. Вокруг, охая и причитая, сгрудились ее прекрасные спутники, и Долли наконец поняла, что случилось. Юноша примерно ее лет нагнулся и поднял с песка – Долли в ужасе зажала рот рукой – крикетный мяч.

– Простите, молодежь, – извинился отец.

Глаза Долли расширились: что, черт возьми, он собирается делать? Хорошо хоть, ему хватает ума оставаться на месте. Но нет – щеки Долли вспыхнули, – отец направился прямо к ним! Долли хотелось сгинуть, провалиться сквозь землю со стыда. Подойдя к компании, отец остановился, виновато пожал плечами, мимически изобразил замах. Молодые люди закивали, юноша с мячом в руке что-то сказал отцу, девушка дотронулась до своей руки и улыбнулась. Долли выдохнула – кажется, пронесло.

Однако отец, вероятно, зачарованный светским лоском новых знакомых, вместо того, чтобы поспешно ретироваться, обернулся и махнул рукой в сторону Долли и ее матери. Дженис Смитэм засуетилась (заставив дочь поморщиться с досады), привстала, вновь села, замерла в неудобной позе и помахала рукой.

Долли совсем приуныла. Ничего хуже нельзя было даже вообразить.

Впрочем, тут она ошибалась.

– Смотрите! Смотрите, что я могу!

Зрителям пришлось последовать призыву. Катберт, привыкший быть в центре внимания, решил напомнить о себе. Забыв про крикет, малыш нашел новую забаву, попытавшись взобраться на спину ослику, бродившему по пляжу. Зрелище было жалким, но Долли пришлось смотреть. Увы – она украдкой огляделась, – как и всем остальным.

Выходка Катберта оказалась последней соломинкой. Вероятно, ей следовало помочь брату, но это было выше ее сил. Буркнув про больную голову, Долли захлопнула журнал и бросилась вон с пляжа, в укрытие крохотной темной комнатки с жалким видом на соседские водостоки.