Кейт Мортон - Хранительница тайн

– Ты сказал, Дороти и Вивьен были едва знакомы. И уж точно не дружили.

– Да.

– Я просто… извини, я просто не понимаю, как такое возможно. Ты ничего не перепутал? – Она указала на фотографию улыбающихся девушек. – Что ты на это скажешь?

Джерри взял фотографию.

– Скажу, что они обе – очень красивые молодые особы. Качество пленки с тех пор заметно улучшилось. Технология черно-белой фотографии в сравнении с цветной…

– Джерри. – В голове Лорел явственно звучало предостережение.

– И… – Он протянул фотографию обратно, – я могу сказать точно, что семьдесят лет назад наша мама и другая девушка, стоя под ручку, улыбнулись в объектив.

Чертово научное мышление! Лорел скривилась.

– А это? – Она раскрыла «Питера Пэна» и ткнула пальцем во фронтиспис. – Здесь дарственная надпись. Смотри.

Джерри положил ежедневник на колени, взял книгу и прочел вслух: – «Дороти. Истинный друг – это свет в ночи. Вивьен».

Лорел понимала, что стыдно поддаваться мелочному чувству, и все равно не могла сдержать торжество.

– Это уже труднее оспорить, а?

Джерри упер большой палец в ямочку на щеке и задумчиво нахмурился.

– Да, согласен, это чуть похитрее.

Он поднес книгу ближе к глазам, поднял брови, всматриваясь, потом чуть наклонил ее к свету и, наконец, широко улыбнулся.

– Что такое? – спросила Лорел. – Что ты там увидел?

– Разумеется, ты не заметила. Люди гуманитарного склада вообще не очень наблюдательны.

– Джерри!

Он вернул ей книгу.

– Приглядись внимательнее. Текст написан разными авторучками.

Лорел пересела под окно, чтобы свет падал на книгу, поправила очки и всмотрелась в надпись.

Да, плохой из нее детектив. Лорел не понимала, как не видела этого раньше: слова о дружбе были написаны одной ручкой, имя «Дороти» – другой, тоже черными чернилами, но более тонким пером. Может, в авторучке кончились чернила и пришлось ее сменить? Какая-то уж слишком большая натяжка…

Лорел поняла, что хватается за соломинку, и ей сделалось стыдно, тем более что теперь она явно видела: почерк тоже немного отличается.

Дрогнувшим голосом она прошептала:

– Ты считаешь, мама вписала свое имя поверх надписи? Чтобы казалось, будто Вивьен подарила книгу ей?

– Я ничего не считаю. Я просто говорю, что текст написан двумя разными авторучками. Хотя в свете того, что пишет доктор Руфус, твоя гипотеза вполне правдоподобна.

– Да, – сказала Лорел, закрывая книгу. – Доктор Руфус. Расскажи все, что ты у него нашел про… – она помахала пальцами, – про мамины навязчивые состояния.

– Во-первых, это были не навязчивые состояния, а самые обычные навязчивые идеи.

– А что, между ними есть разница?

– Есть. Первое – диагноз, второе – свойство характера. Доктор Руфус отмечает мамины странности, но его пациенткой она не была – просто дружила в детстве с его дочерью. Мама ему нравилась, и он продолжал следить за ее жизнью, даже когда она выросла и уехала из Ковентри.

Лорел взглянула на фотографию молодой красавицы мамы.

– Неудивительно.

– Они регулярно встречались за ланчем…

– И он записывал все, что от нее услышал? Хорош друг.

– По крайней мере, для нас это оказалось очень полезно.

Лорел вынуждена была согласиться.

Джерри закрыл ежедневник и, глядя на приклеенный сверху желтый листок, продолжал:

– Согласно доктору Лайонелу Руфусу, она всегда была девочка компанейская, веселая и большая выдумщица – собственно, такая мама, какой мы ее знаем. Она росла в самой обычной семье, но при этом сочиняла себе другую, сказочную жизнь. Впервые доктор Руфус заинтересовался ею, потому что изучал нарциссизм…

– Нарциссизм?!

– …и в особенности роль фантазий как защитного механизма. Он заметил, что некоторые слова и поступки мамы, тогда еще подростка, укладываются в те закономерности, которые он исследовал. Ничего исключительного, просто определенный уровень самовлюбленности, потребность во всеобщем обожании, склонность считать себя особенной, мечтать об успехе и популярности…

– По-моему, все подростки такие.

– Вот именно. Это подвижная шкала. Некоторые нарциссические черты обычны и нормальны. Более того, есть люди, которые обращают эти черты в нечто такое, что приносит им общественное признание.

– Какие люди?

– Ну, не знаю. Актеры… – Джерри озорно улыбнулся. – Серьезно, в чем бы ни убеждал нас Караваджо, нарциссизм – это не просто смотреть в зеркало весь день.

– Да уж. Иначе Дафне пришлось бы от него лечиться.

– Однако люди, имеющие склонность к нарциссизму, подвержены навязчивым идеям и фантазиям.

– Скажем, выдумывают себе дружбу с людьми, которыми восхищаются?

– Да, именно так. Обычно такой невинный самообман проходит со временем, однако бывает, что реальность разрушает фантазию (скажем так, что-то разбивает зеркало), и тогда люди нарциссического типа склонны считать себя глубоко обиженными.

– И мстить?

– Да. Хотя в их глазах это не месть, а восстановление справедливости.

Лорел закурила.

– Руфус не очень-то входит в подробности, но, как я понял, в начале сороковых, когда маме было лет девятнадцать, у нее развились две главные фантазии. Первая: будто старая аристократка, у которой она служила компаньонкой, любит ее как дочь и намерена оставить ей в наследство огромное фамильное состояние…

– А та не оставила?

Джерри склонил голову набок, терпеливо дождался, пока Лорел скажет: «Ну да, конечно», и продолжил:

– Вторая – воображаемая дружба с Вивьен. Они были знакомы, просто совсем не так близко, как рисовала мама в своих мечтах.

– А потом что-то разрушило эти мечты?

Джерри кивнул.

– Руфус пишет, что Вивьен Дженкинс «унизила» маму. Он не упоминает обстоятельств, но, как я понял, Вивьен прилюдно сказала, что они незнакомы. Мама обиделась, расстроилась и разозлилась, а примерно месяц спустя он узнал, что она придумала какой-то план «чтобы все получили по заслугам».

– Мама ему сказала?

– Вряд ли. – Джерри заглянул в свои выписки. – Руфус не указывает свой источник, но по тому, как составлено предложение, я понял, что сведения поступили не напрямик от мамы.

Лорел втянула угол губ и задумалась. Выражение «по заслугам» заставило ее вспомнить разговор с Китти Баркер и особенно рассказ старухи про танцы, на которые Долли пришла с подругой детства из Ковентри и, как безумная, твердила про какой-то план. Лорел глубоко затянулась сигаретой. Очевидно, подруга из Ковентри – дочь доктора Руфуса. Она потом и рассказала обо всем отцу.

Бедная мама! Одна подруга от нее отвернулась, другая за нею шпионила. Лорел прекрасно помнила всю силу своих подростковых мечтаний и фантазий. Насколько легче стало, когда она сделалась актрисой и смогла направить их в творческое русло. А вот у Дороти такой возможности не было…