Джеймс Кэрол - Смотри на меня

– Но вы были старше призывного возраста.

– Я при первой возможности записался в морскую пехоту и служил там, пока меня не попросили. Заслужил бронзовую звезду и сержантские нашивки на свою голову.

Он засучил рукав и обнажил костлявую стариковскую руку. На левом бицепсе был изображен орел с надписью «Semper Fi» [2]на свитке. Татуировка выцвела и растянулась, но в исполнении безошибочно угадывалось восточное влияние. Вошла Ронда с двумя чашками кофе. Она причесала волосы и надела выцветшее серое платье, которое раньше, вероятно, было белым.

– У него осталась семья? – спросил Элрой.

– Жена и трое детей.

– Кошмар. А что он натворил?

– По нашей информации, ничего.

Элрой покачал головой.

– Такое никто не будет делать без крайне серьезной причины.

– У нас пока нет информации, но я с вами согласен. Чтобы сжечь человека заживо, нужна очень веская причина.

Он кивнул на экран.

– Это может быть и на заводе, но ничего определенного я вам сказать не могу. Я знаю, это не то, что вы хотели от меня услышать.

Я сник, хоть и предусматривал такой результат. Шансов на успех было слишком мало.

– Я так понимаю, у вас есть доступ на завод? – спросил Элрой. – Если мы проедемся по территории, может, я что и вспомню.

То, как он это сказал, заставило меня задуматься над тем, что же он видел на экране. Его вопросы звучали вроде бы невинно, но они такими не являлись. У него был какой-то план, который я не мог разгадать. Вероятность успеха была пятьдесят на пятьдесят, но попробовать стоило.

– Да, доступ есть.

Через пятнадцать минут мы уже ехали в южном направлении. Элрой сидел на пассажирском сиденье, а Тэйлор втиснулся на заднее позади меня. Мне пришлось придвинуть свое сиденье и практически вжаться в руль, но Тэйлору все равно места было в обрез. Ханна сидела с ним рядом, положив руку на сиденье. Украдкой их руки касались друг друга. Она улыбалась и смотрела в окно, словно пленник, которого только что отпустили на волю.

Элрой не закрывал рот всю дорогу до завода, рассказывая одну за другой разные истории – смешные, грубые, грустные. Он и сам улыбался, ему явно было хорошо, и я уже начал подозревать, что на самом деле ему просто захотелось выбраться из дома и из-под каблука Ронды. Прогулка в полицейской машине по дороге памяти отлично разнообразила монотонный ход его жизни, каждый день которой был похож на предыдущий: ужин перед телевизором, споры по поводу того, какой канал смотреть, и регулярный просмотр некрологов в поисках знакомых имен.

Перед нами постепенно открывался вид на завод, хитросплетением высоких металлоконструкций выплывавший из утренней дымки. Они потускнели со временем, но яркие лучи солнца еще заставляли их сиять. Что-то инопланетное было в этом виде.

По мере приближения расплывчатые контуры стали более четкими и узнаваемыми: огромные хранилища, дистилляционные установки, ремонтные депо, административные блоки. Казалось, что в расположении построек не было никакой логики – как будто какой-то гигант сбросил их с большой высоты, и они так и остались лежать. Но такое впечатление обманчиво – в устройстве этого огромного механизма не было ничего случайного. Было время, когда этот комплекс функционировал, был единым механизмом, дышал, и каждая его часть была связана с остальными. Элрой молчал и смотрел в окно, затерявшись в воспоминаниях.

– Какая громадина, да? Я и забыл уже, какой он большой.

– Громадина, – согласился я.

– Я удивлен, что они до сих пор не сровняли его с землей.

– А какой смысл? Земля ничего не стоит. Ее не засеешь, да и расположена она не на той стороне шоссе, чтобы ей могли заинтересоваться застройщики. Плюс не все так просто с экологической точки зрения. Думаю, и через тысячу лет этот завод все еще будет стоять. Какая-то часть сровняется с землей, но какие-то сооружения точно останутся, и по ним даже можно будет догадаться, что это был за завод. Если человечество все еще будет существовать, здесь будут работать историки и археологи, место признают объектом государственного интереса. Появятся исследования на предмет глупости общества, которое настолько зависело от нефти, что чуть не вымерло.

Элрой взглянул на меня и засмеялся.

– Скажете тоже! Я знаю одно – свою машину я никому не отдам. Да и вообще – меня тут через тысячу лет не будет, поэтому не о чем и волноваться.

Я остановился перед воротами и вылез из машины. Было начало одиннадцатого, жара была на подходе. С севера дул легкий бриз, в воздухе пахло пережженным песком и выхлопными газами от шоссе. Я как можно плотнее прижал солнцезащитные очки к переносице и постоял какое-то время, направив взгляд на восток. Солнце пока еще было тусклым желтым шаром, пробивавшимся сквозь дымку и только набиравшим яркость.

Замок открылся так же просто, как и вчера. Смазанные маслом части подчинялись каждому движению отмычки. На участке, с которого я вчера стер пыль, были новые следы колес, указывающие на то, что кто-то здесь был после нашего ухода. Убийца? Если это был он, то куда же он поехал, оказавшись по другую сторону ворот? А вдруг он был на территории, когда мы уезжали? В этом случае возникал вопрос, где именно он был.

Я снял цепь, открыл ворота, легко открывавшиеся благодаря смазанным колесам, вернулся в машину и въехал на территорию. Мы проехали будку со шлагбаумом и остановились на Т-образном перекрестке.

– Направо или налево? – спросил я Элроя.

– Налево.

Хоть он и не был здесь двадцать лет, дорогу он показывал так, будто прошел день или два. Первое, куда мы приехали, было ремонтное депо, скрытое в тени хранилищ в восточной части территории. Я оставил машину у железнодорожных путей, и мы вчетвером вышли из машины.

Элрой смотрел на огромные танкеры и изумленно качал головой.

– Ощущение, что все было только вчера. Все-таки время – такая дрянь! Подкрадывается сзади, незаметно так, и откусывает огромный кусок задницы.

Мы подошли к навесу, и я опустился на колени, чтобы рассмотреть следы у входной двери. Ветер намел достаточно пыли, которая лежала рябью. Никаких посторонних следов не было. Замок был тугим и поддавался с большим трудом. Чтобы открыть дверь, нужно было браться за старые петли. Было очевидно, что в последний раз этим помещением пользовались очень давно. Где-то двадцать лет назад.

Внутри было мрачно и серо. Каждая поверхность была покрыта толстым слоем пыли, и солнечный свет практически не проникал сквозь грязные окна. На полу сплошь и рядом валялись мышиные и крысиные испражнения. У нас было два больших, мощных полицейских фонаря: один – у меня, второй – у Тэйлора. Ударив таким фонарем по голове, можно было вырубить человека. А если ударить сильно, то можно и убить.