Энн Перри - Предательство по любви

Осознав, что насмешка была вполне безобидной, Эстер смягчилась.

– Если я найду двух таких джентльменов, то дам тебе знать, – благосклонно сообщила она.

– Я в восторге.

– Так в чем все-таки твоя просьба?

Они поднялись на пологий бережок.

– Мне хотелось бы подыскать занятие по душе, которое еще и приносило бы небольшой доход. Надоело зависеть от родителей. Я понимаю, – быстро добавила Эдит, – что полностью обеспечить себя не смогу, но даже небольшой заработок даст мне гораздо больше свободы, чем теперь. Главная причина, конечно, в том, что у меня нет сил больше сидеть дома, плести никому не нужные кружева или рисовать картинки, которые некуда повесить – и слава богу, что некуда! Или, хуже того, вести дурацкие разговоры с мамиными гостями… Я растрачиваю жизнь попусту.

Эстер ответила не сразу. Она прекрасно понимала положение подруги и ее чувства. Когда-то она сама отправилась в Крым, желая помочь солдатам, умирающим в Севастополе от холода, голода, ран и болезней. Домой ее заставило вернуться известие о трагической гибели родителей. Вскоре выяснилось, что денег они ей не оставили, и какое-то время Эстер пользовалась гостеприимством брата и его жены. Но бесконечно это продолжаться не могло. Мисс Лэттерли должна была найти свой собственный путь, а не сидеть на шее у родственников.

Домой она вернулась, горя желанием полностью преобразовать уход за больными в Англии, как это сделала мисс Найтингейл в Крыму. Почти все женщины, служившие с нею, горели этой идеей.

Однако первый и единственный опыт работы Эстер в лечебнице окончился неудачей. Медицинский корпус вовсе не жаждал каких-либо перемен, тем более учиняемых молодой самоуверенной женщиной, да и просто женщиной, наконец. Да о чем говорить, если там вообще не было ни одной женщины, разбирающейся в медицине! Нянечки и сиделки выполняли лишь самые простые обязанности: смотать бинты, принести-унести что-нибудь, вытереть пыль, прибрать палату, разжечь огонь, проследить за дисциплиной среди больных…

– Ну? – прервала Эдит ее размышления. – Уверена, что это не такое уж безнадежное дело!

Она сказала это беззаботно, почти весело, но глаза ее были серьезными и полными надежды и страха.

– Да, разумеется, – рассудительно отозвалась Эстер. – Но и не легкое. Многие женские профессии связаны с постоянным унижением и жесткими правилами. Вряд ли это тебе понравится.

– Но ты же справилась, – заметила миссис Собелл.

– Не до конца, – уточнила мисс Лэттерли. – То, что ты можешь прожить и без работы, не научит тебя придерживать язык.

– Что же делать?

Они стояли на гравийной дорожке среди цветов. Слева в дюжине ярдов от них гонял обруч мальчик, справа гуляли две девочки в белых передниках.

– Я не уверена в успехе, но попробую что-нибудь для тебя подыскать, – пообещала Эстер. Она вгляделась внимательней в бледное лицо и тревожные глаза подруги. – Кое-что можно придумать. У тебя умелые руки, и ты владеешь французским. Да, я это помню. Если найду что-нибудь, дам тебе знать. Скажем, в течение недели. Нет, попозже… Тогда у меня будет более полный ответ.

– В следующую субботу? – предположила Эдит. – Это получится второе мая. Приглашаю тебя на чай.

– Но будет ли это удобно?

– Да, конечно. Мы, разумеется, не устраиваем званых обедов, но друзей принимаем.

– Тогда приду. Спасибо.

Лицо миссис Собелл просветлело. Она порывисто пожала руку Эстер, резко повернулась и, не оглядываясь, заторопилась к выходу из парка.

Наслаждаясь весенним воздухом, Эстер погуляла еще с полчаса, а затем снова вышла на улицу и кликнула кеб. Пора было возвращаться к майору Типлейди и своим обязанностям.

Майор сидел в шезлонге, против которого когда-то весьма упорно протестовал, считая его исключительно дамской мебелью. Примирило его с этим предметом обстановки лишь то, что, сидя в нем, он мог наблюдать из окна за прохожими, не беспокоя при этом свою больную ногу.

– Ну? – спросил он, стоило Эстер войти. – Приятная была прогулка? Как там ваша подружка?

Чисто автоматически она поправила одеяло, прикрывавшее его ноги.

– Да не суетитесь вы! – резко сказал ее подопечный. – Вы мне не ответили. Как поживает ваша подруга? Вы ведь ходили на встречу с ней, не так ли?

– Да.

Одним движением сиделка взбила подушку, избегая вопросительного взгляда Типлейди. Он постоянно поддразнивал Эстер, которая, впрочем, не имела ничего против. Для майора это занятие было главным развлечением с тех пор, как он оказался прикован к кровати либо к шезлонгу. В присутствии женщин Типлейди обычно нервничал, поскольку провел всю жизнь исключительно в мужском обществе и привык к мысли, что слабый пол – это нечто загадочное во всех отношениях и для нормального человека непостижимое. Он был рад найти в мисс Лэттерли разумное существо без потребности в комплиментах, без жеманного хихиканья, зато с интересом к вопросам военной тактики. Поначалу военный даже сам не верил такой удаче.

– Ну и как она? – спросил он, косясь на Эстер бледно-голубым блестящим глазом и топорща жесткие белые усы.

– Потрясена, – ответила она. – Не желаете ли чаю?

– Почему?

– Потому что время пить чай. И как насчет сдобных пышек?

– С удовольствием. И чем же она потрясена? Что такого вы ей сказали?

– Что искренне соболезную. – Сиделка улыбнулась, пользуясь тем, что как раз повернулась к майору спиной – позвонить в колокольчик. К счастью, стряпня не входила в ее обязанности – готовить еду мисс Лэттерли просто не умела.

– Не увиливайте! – нетерпеливо вскричал Типлейди.

Позвонив, Эстер снова повернулась к нему, и лицо ее уже было серьезным.

– С ее братом случилось несчастье, – сказала она. – Он упал с лестницы и тут же на месте скончался.

– Боже правый! – Лицо майора стало скорбным. Его бело-розовые, младенчески невинные щеки были, как всегда, чисто выбриты. – Вы уверены?

– Абсолютно.

– Он что, так много пил?

– Не думаю. Во всяком случае, не до такой степени.

Явилась горничная, и мисс Лэттерли заказала чай и горячие пышки с маслом. Когда девушка вышла, она продолжила:

– Он упал прямо на рыцарский доспех и, к несчастью, напоролся грудью на алебарду.

Майор уставился на сиделку, явно заподозрив, что это – очередное проявление загадочного женского чувства юмора. Но затем понял, что с ним не шутят, и лицо его вновь омрачилось.

– О боже! Извините. – Он нахмурился. – Не судите строго, что я не сразу в это поверил. Какой-то совершенно нелепый случай. – Типлейди чуть приподнялся в шезлонге. – Вы вообще представляете, насколько это трудно – проткнуть человека алебардой насквозь? Он, должно быть, упал с большой высоты. Ее брат грузный мужчина?