Энн Перри - Предательство по любви

– Фэрнивелам, – жалко улыбнувшись, продолжала миссис Эрскин. – Валентайн Фэрнивел – мой сын. Я поняла это, как только его увидела. Ведь я помнила его совсем маленьким ребенком, так как почти не бывала в доме Фэрнивелов из-за того, что недолюбливала Луизу. И даже если бывала, Валентайн все равно в это время находился в школе. А в этот раз он был дома после кори. Я встретилась с ним… – Женщина глубоко и прерывисто вздохнула. – Он так изменился и теперь как две капли воды похож на своего отца в юности…

– На своего отца? – Мисс Лэттерли напрягла память. Валентайн и в самом деле кого-то напоминал ей, но кого?

– Чарльз Харгрейв, – тихо сказала Дамарис, и Эстер словно прозрела. Ну конечно: глаза, рост, размах плеч, манера держаться…

И тут же другая ужасная мысль пришла ей вголову.

– Но почему вас так убило это открытие? Вы же были не просто потрясены, а именно убиты! Почему? Даже если бы Певерелл узнал, что Валентайн – сын доктора Харгрейва, он бы не связал это с вами…

Миссис Эрскин прикрыла глаза. Голос ее вновь был исполнен боли:

– Я не знала, что Таддеуш растлил Кассиана, поверьте, не знала. Но я знала, что папа растлил самого Таддеуша, когда тот был ребенком. Я видела это по его глазам. В них были страх, смущение, боль и тайное удовольствие. К сожалению, с Кассианом я тоже виделась редко. А о брате я все знала еще и потому, что… сама однажды увидела это.

Эстер хотелось сказать ей что-нибудь, но она не находила слов.

Дамарис зажмурилась:

– А теперь – то же самое выражение в глазах Валентайна, – сдавленно проговорила она. – Я поняла – его тоже растлили. Решила, что это Максим, и возненавидела его до такой степени, что готова была убить. Но мне и в голову не приходило, что и Таддеуш тоже… О господи! Бедная Алекс… Неудивительно, что она убила его. Я бы сделала то же самое на ее месте. Знай я точно, что это он растлил Валентайна… Но я не знала; думала, этим грешат только родные отцы… – Она хрипловато, почти истерически засмеялась. – Я так же виновна, как и Александра, если не в поступках, то в намерениях. Меня остановила только нерешительность – только это…

– Многие из нас невинны лишь потому, что не представилось возможности совершить преступление, – мягко сказала мисс Лэттерли. – Не корите себя. Вы сами не знаете, решились бы или нет, будь у вас такой шанс.

– Решилась бы, – без колебаний ответила красавица, а затем посмотрела на Эстер. – Что мы можем сделать для Алекс? Будет чудовищно, если они повесят ее! Любая мать поступила бы точно так же.

– Засвидетельствуйте это, – незамедлительно ответила женщина. – Расскажите всю правду. Мы должны убедить присяжных, что она защищала своего ребенка.

Дамарис отвернулась. Глаза ее были полны слез.

– Но мне придется рассказать про Валентайна! – воскликнула она. – А Певереллу ничего не известно. Пожалуйста…

– Скажите ему сами, – вполголоса проговорила Эстер. – Он любит вас и знает о вашей любви к нему.

– Но мужчины злопамятны, они не прощают таких вещей… – В голосе миссис Эрскин снова зазвучало отчаяние.

Мисс Лэттерли же молила Бога, чтобы ее муж оказался в этой истории ни при чем.

– Певерелл – не просто мужчина, – задыхаясь, сказала она. – Не судите о нем, как обо всех прочих. Дайте ему возможность проявить великодушие. – Женщина говорила, не веря себе самой. – Дайте ему возможность простить вас, любить вас такой, какая вы есть, а не такой, какой вы хотели бы казаться.

– Вы думаете, он поймет?

– Ради бога, попытайтесь!

– Если не поймет, я его потеряю!

– А если вы солжете, Александра потеряет жизнь. Что бы об этом сказал Певерелл?

– Хорошо. – Дамарис медленно поднялась. – Я должна открыться ему. Видит бог, я не хотела. А Чарльз… Как мне смотреть ему в глаза? Я знаю. Не повторяйте, я все знаю сама. Я должна сказать Певу. Другого пути нет.

– Конечно. – Эстер ободряюще коснулась руки собеседницы. – Простите, но у меня тоже не было выбора.

– И это я знаю, – ответила та с вымученной улыбкой. – Только постарайтесь спасти Алекс. Мне бы не хотелось жертвовать всем впустую.

– Я сделаю все, что смогу. Все, что смогу. Обещаю.

Александра с бледным, застывшим лицом сидела на деревянной скамье в тесной камере. Ее измождение достигло предела. Под глазами залегли тени от бессонницы. Несчастная исхудала еще сильнее, а ее волосы окончательно утратили блеск.

– Я больше не могу, – устало сказала она. – Я не вижу в этом смысла. Это только повредит Кассиану – ужасно повредит. – Она глубоко вздохнула; поднялась и опустилась на груди ткань ее серой тюремной блузы. – Мне не поверят. Да и с чего бы? Никаких доказательств нет и быть не может. Как вообще можно такое доказать? Люди занимаются этим тайно, так, чтобы никто не узнал.

– Вы же узнали, – тихо напомнил ей Рэтбоун. Он сидел напротив, пристально глядя на свою подопечную.

Она горько улыбнулась.

– И кто мне поверит?

– Я не это имел в виду, – терпеливо объяснил адвокат. – Если узнали вы, значит, могли узнать и другие. Таддеуш сам был растлен, будучи ребенком.

Миссис Карлайон вскинула голову, и Оливер увидел в ее глазах удивление и жалость.

– В первый раз слышите? – Он сочувственно посмотрел на нее. – Я, признаться, думал иначе.

– Простите, – прошептала женщина. – Но если он сам… как же он мог потом… собственного сына! – Лицо ее выразило смятение и боль. – Не понимаю.

– Я тоже, – просто ответил Рэтбоун. – Поскольку мне это незнакомо. Но кое-что я могу представить. – Он замолчал, не уверенный, слушает ли его Александра.

– Да? – тихо спросила она.

– Вообразите, сколько ему самому пришлось выстрадать. Вся его жизнь была полна стыда и страха перед разоблачением. Но та непреодолимая потребность, которая заставила его растлить собственного ребенка…

– Прекратите! – потребовала заключенная, вновь вскидывая глаза. – Я и так казню себя ежеминутно. Вы что же думаете, мне легко было на это решиться? – Голос ее сорвался. – Я чуть не сошла с ума, отыскивая другой выход. Я умоляла его остановиться, отправить Кассиана в пансион, удалить его из дома. Предлагала ночами делать со мной все, что ему захочется! – Александра устремила на Рэтбоуна невидящие глаза. – Я любила его. Не скажу, что страстно, но все-таки любила. Он – отец моих детей, и я клялась ему в верности до смерти. Вряд ли он сам когда-нибудь любил меня, но он хотя бы давал мне что мог.

Она сжалась на скамье и закрыла лицо ладонями.

– Вы что же думаете, я не вижу во сне его распростертое на полу тело? Он мне снится все время. Стоит мне закрыть глаза, и снова начинается этот кошмар. Я просыпаюсь в холодном поту. Ужасаюсь, что Бог не простит меня, что я погубила свою душу навеки. – Она совсем сникла. – Но я не могла допустить, чтобы это продолжалось. Я видела, как меняется Кассиан. Вместе с невинностью он утратил веселый нрав, стал скрытным. Начал бояться меня – меня! Он никому больше не верил, постоянно лгал, пугался людей. И еще в нем проявилась… тайная радость греха. Но он кричал по ночам, свертывался в калачик – и плакал. Я должна была положить этому конец!