Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак

Это был окуляр брата Йоханнеса. Тот самый, который монах надевал вчера в аптеке.

Не успел Симон повернуться к Магдалене, как в дверях появились два бенедиктинца в черных рясах. Оба уставились на мертвого Виталиса у себя под ногами, и лица их побледнели от ужаса.

– Пресвятая Богородица, что здесь произошло? – простонал один из них.

Его более молодой собрат взглянул на Магдалену и перекрестился.

– Ведьма! – завопил он и упал на колени. – Ведьма погубила добрых братьев наших Виргилиуса и Виталиса… Отец на небесах, не оставляй нас!

– Ну, это не совсем так, – осторожно произнес Симон из темноты, отчего оба монаха испуганно вскрикнули.

– Ведьма и ее пропахший серой братец! – запричитал теперь старший. – Конец пришел нашему миру!

Они с воплями бросились к монастырю, где уже зазвонили в колокола. Симон беспокойно повертел в пальцах разбитый окуляр. Судя по всему, придется ему написать свой отчет заново.

Глубоко в убежище человек прочел послание, которое ему только что передал помощник. Губы его растянулись в тонкой улыбке. Они обнаружили мертвого подручного, увидели беспорядок, и часовщик пропал – все прочее не заставит себя ждать.

Единственное, что мешало, это заумный цирюльник и его прокля́тая подруга. И чего им вздумалось всюду разнюхивать? Что, если женщина обнаружила что-нибудь на башне? И зачем ее муж ошивался вчера у пруда? Оба они походили на докучливый фурункул, который болел и чесался. Опасность хоть и небольшая, но ощутимая. Он решил понаблюдать за ними до поры до времени. Человек этот по опыту знал, что делать с больными чирьями.

Их нужно срезать.

Исполнившись прежним спокойствием, он прошел к тяжелому дубовому столу, заваленному книгами и пергаментами. Некоторые из них были привезены из далеких стран, названия которых простым людям ни о чем не говорили; некоторые написаны вязью и рунами, а одна из них – даже кровью. Все они призваны были пролить свет на тайну, столь древнюю, что она восходила к самому началу человечества. К началу верования, когда некий одетый в шкуры пещерный житель взял в руки гладкий камень, кость или череп, опустился в конце концов на колени и поцеловал его.

Одна лишь вера способна вдохнуть жизнь в неодушевленный предмет.

Человек склонился над книгами, закрыл глаза и провел рукой по написанным кровью строкам. Где-то в этих книгах была сокрыта разгадка.

Он чувствовал: чтобы ее найти, придется пролить больше крови.

И часа не прошло, а Симон уже стоял перед монастырским советом, собранным в так называемой господской части на третьем этаже. За длинным столом в конце комнаты сидел настоятель Маурус Рамбек, по правую его руку расположился заместитель и приор брат Иеремия, далее – келарь, наставник послушников и кантор, исполняющий также обязанности библиотекаря. Все они мрачно и с укоризной взирали на лекаря, как будто было уже доказано, что он как-то связан с ужасным убийством.

Симон сглотнул. Казалось, он уже чувствовал под ногами жар кострища и в это мгновение позавидовал Магдалене, которой запрещено было, как и всем женщинам, заходить в здание монастыря. До окончания допроса монахи посадили ее под замок в соседнем строении. Самому Симону лишь пару минут удалось поговорить с настоятелем с глазу на глаз, затем появились прочие члены совета.

– Любезные собратья… – начал настоятель дрожащим голосом.

Симон заметил, что вид у отца Мауруса был в отличие от предыдущей их встречи испуганный и даже растерянный. Рамбек беспокойно облизнул мясистые губы.

– Я собрал вас потому, что в рядах наших произошло убийство, столь ужасное и таинственное, что мне трудно подобрать слова…

– Дьявол! – перебил его келарь, толстый монах, тонзуру которого обрамляли лишь несколько жидких прядей, искусно уложенных на лысине. – Дьявол забрал этого женоподобного Виталиса и колдуна Виргилиуса заодно! Сколько раз я убеждал его прекратить эти дьявольские эксперименты. Вот сатана и прибрал его к рукам!

– Брат Экхарт, я запрещаю тебе говорить так о нашем собрате! – гневно перебил его настоятель. – Брат Виргилиус исчез, больше мы ничего не знаем. Кровь в его мастерской позволяет лишь заключить, что и его постигло несчастье. Господи, быть может, он мертв, как и Виталис…

Маурус Рамбек не договорил и крепко сомкнул губы. Он явно был взволнован.

– Нам следует ожидать худшего, Маурус, – пробормотал кантор и библиотекарь, сидевший на самом краю. Волосы у него были белоснежные, лицо избороздили глубокие морщины, что придавало ему сходство с высушенной сливой. – Разрушения указывают на то, что в доме шла ожесточенная борьба. Вот только по какой причине?

Он недоверчиво взглянул на маленького лекаря.

– Полагаю, самое время цирюльнику сообщить, что он увидел, – заговорил тощий приор, крючковатый нос и колючие глаза которого напоминали Симону орла.

«Орел, готовый ринуться на маленькую, парализованную страхом мышь на пшеничном поле, – пронеслась мысль в голове Форнвизера. – Хорошо, если этот Иеремия – лишь заместитель аббата».

– И вообще, кто сказал, что он никак не связан с этим происшествием? – продолжал приор. – Ведь брат Мартин и брат Якобус видели их на месте преступления. И другие монахи сообщили, что цирюльник еще вчера заходил к Виргилиусу. К нему и брату Йоханнесу! – добавил он грозно.

Пятеро монахов недоверчиво воззрились на Симона, казалось заглядывая в самую его душу. Лекарь снова почувствовал огонь под ногами.

– Прошу вас, позвольте мне объяснить, как все произошло, – начал он неуверенно. – Я… я все могу объяснить.

Когда настоятель благосклонно кивнул, Симон начал рассказывать. Он начал со вчерашней встречи с братом Йоханнесом, упомянул его спор с Виргилиусом и под конец достал запачканный кровью окуляр, который нашел в мастерской. Настоятель Рамбек принял его и показал остальным монахам.

– Эта вещь действительно принадлежит брату Йоханнесу, – произнес он задумчиво. – Цирюльник еще перед собранием поделился со мной своим предположением. И я после этого послал за Йоханнесом.

– И что же? – спросил старый библиотекарь.

Маурус Рамбек вздохнул.

– Он исчез.

– А может, просто собирает травы в лесу? – вмешался наставник.

Это был молодой еще человек с приятными чертами лица и живыми глазами, хоть и немного красными. Симон предположил, что он недавно плакал.

– Собирает травы ранним утром? Брат Йоханнес? – Келарь Экхарт злобно рассмеялся. – Тогда это первый раз, когда наш любезный собрат встал так рано. Обычно он собирает в полнолуние, да потом еще заливает это дело кружечкой-другой пива.

– В любом случае я отправил несколько человек из деревни, чтобы они разыскали его и задержали, – сказал настоятель. – Прежде чем я переговорю с ним, крайне нежелательно обременять этим происшествием земельного судью. Все вы знаете, что бы это означало.