Лиза Гарднер - Опасное положение

– Ее укачивает? – спросил мужчина с татуировкой. Скорее всего, он. Грозному лицу подошел бы такой грозный голос.

Послышался звук отдираемой от плоти липкой ленты. Надрывный всхлип.

– Нет… но бывает, – плаксиво и неуверенно ответила Эшлин. – Мама?

Армейские ботинки загремели по асфальту. Голова раскалывалась. Болело все: живот, спина, бедро. Хотелось свернуться калачиком и закрыть глаза, чтобы этот ужас закончился. И опять провалиться в сон, но проснуться в своей постели, под тихий храп мужа, зная, что дочь у себя дальше по коридору.

Ради Эшлин я открыла глаза, собрала волю в кулак и повернулась. Впервые мне удалось оглядеться.

Мы были на какой-то подъездной дорожке, под навесом. Неподалеку стоял большой белый фургон с открытыми задними дверцами. За ним виднелось высоченное ограждение из завитков колючей проволоки. Я обомлела.

Дочь стояла рядом с самым маленьким из трех мужчин. Она ссутулилась и оборонительно опустила голову, прячась за занавесом русых волос. На ней была ее любимая домашняя одежда: флисовые пижамные штаны с рожками мороженого и голубой трикотажный топ. Сначала я испугалась за ее ноги, потому что она была без обуви, но потом заметила темный подтек на плече. Кровь? Неужели кровь? Моя дочь ранена и истекает кровью…

А Джастин? С ним что? Я завертела головой по сторонам и увидела подошвы его ботинок, выглядывающие из кузова фургона. Ноги были затянуты пластиковыми хомутами.

Мужчина с татуировкой повернулся к парню, рядом с которым стояла Эшлин.

– Присмотри за этой. – Он показал на меня, будто я, связанная, могла каким-то волшебным образом сбежать.

Мужчина подошел к кузову фургона. Там к нему присоединился второй, тоже в черном камуфляже и почти такой же громадный. Ежик его волос был окрашен в шахматную клетку. Вдвоем они подняли связанного Джастина и поставили на ноги. Муж тут же начал сопротивляться.

Татуированный отодрал липкую ленту с губ Джастина. Тот взревел и рванул головой вперед, пытаясь лбом ударить ближайшего противника.

В ответ татуированный отступил, достал тазер и выстрелил. Джастин повалился камнем. Его колотило, синяя куртка подрагивала. Он больше не ревел, как зверь, а выцеживал сквозь сжатые челюсти что-то нечленораздельное.

Я отвернулась, не в силах смотреть, как мучается муж.

Напротив плакала Эшлин.

Татуированный послал еще несколько импульсов. Решив, что Джастину хватит, он кивнул напарнику. Тот рывком вернул Джастина в вертикальное положение. Электроды все еще были на нем.

– А теперь слушаем меня внимательно, – прогремел мучитель моего мужа.

При звуке его голоса Эшлин, поджав нижнюю губу, заплакала еще сильней.

Я зажмурилась. Слезы дочери были так же невыносимы, как и боль Джастина. Я представляла краски, цветы и расплавленные часы.

Во рту был вкус апельсинов и бисквитного торта с моего дня рождения.

– Можете называть меня Зед. Я ваш новый босс. Вы будете говорить и есть, когда я разрешу, и проживете столько, сколько я захочу. Как меня зовут?

Тишина. Спустя секунду я открыла глаза. Мужчина смотрел на меня в упор.

– Как меня зовут?! – рявкнул он мне.

– Зед, – слабо ответила я и, облизнув губы, хотела было повторить громче, но он уже отошел от меня.

Я попыталась привлечь внимание дочери, перехватить ее взгляд, будто от этого нам стало бы легче.

– Это Мик. – Татуированный показал на мужчину с черно-белыми волосами. – А это Радар, – представил он невысокого парня рядом с Эшлин. В отличие от здоровяков, паренек был не в черном камуфляже, а в джинсах и черных кроссовках, заляпанных рвотой. Он слегка склонил голову как бы в знак приветствия и тут же покраснел.

– А это ваш новый дом. – Зед повернулся вполоборота и, сияя от самодовольства, сделал широкий жест рукой.

Силясь забыть про ноющую боль в теле, я оглянулась на здание, которое толком не рассмотрела. В этот раз стало ясно, что позади – комплекс четырехэтажных построек с узкими щелями окон, опоясанный колючей проволокой.

Странное здание: крошечные окна, неприступное ограждение… И тут до меня дошло – тюрьма.

Нас выкрали из дома и привезли в тюрьму. Только… здесь было как-то пугающе тихо, спокойно. Наверное, она заброшенная, и внутри никого.

– Я заплачу, – отчетливо сказал Джастин. – Любые деньги. Вдвое, втрое больше, чем вам обещали.

В ответ на предложение Зед нажал кнопку тазера. Муж опять выгнулся дугой и обнажил зубы в страшном оскале, который долго не сходил с лица. Он уже ничего не говорил, просто терпел.

Наконец Зед отпустил кнопку. Джастин обмяк и чуть не повалился на асфальт, но второй мужчина его поддержал.

– Говорить будете, когда я разрешу, – повторил Зед и уставился на безжизненное тело Джастина. – Я разрешил говорить?

Муж поднял голову. Его глаза налились гневом, на щеках заиграли желваки. Какой характер. Как я им восхищалась в самом начале. Проиграл, но не сдался. Побит, но не сломлен. Сейчас я молча просила его сдержаться, закрыть рот и не говорить ничего лишнего…

– Папа, – тихо позвала Эшлин.

Взгляд Джастина переменился. Ярость уступила место панике, и в следующий миг я поняла почему. Зед направился к нашей дочери.

– Не смей! – вырвалось у меня, и я попыталась перекатиться вперед, сделать что-нибудь. За спиной рычал Джастин. Я знала, что он отчаянно вырывался.

Слишком поздно. Зед приближался к Эшлин, осознавшей свою ошибку. Всхлипы дочери превратились в истерические рыдания, и она прикрыла лицо связанными руками…

Парень выступил вперед, преградив Зеду путь.

– Эй, а там случайно не патрульная машина? – спросил он, ткнув куда-то пальцем, и все сразу зашевелились.

– Внутрь, живо, – скомандовал Зед. – Ты ведешь женщин. Ты – Денби.

Мик полоснул здоровенным ножом по хомутам на лодыжках Джастина и оттащил его к входу в здание.

Радар немного повозился с Эшлин, потом снял стяжки с моих ног и помог встать. Я хотела отблагодарить его взглядом за защиту дочери, но он, избегая моих глаз, взял нас обеих за локти и быстро отвел к дверям.

Сзади заработал двигатель. Наверное, фургон прячут, предположила я. Прикроют его где-нибудь снаружи, нас – в здании, и ищи-свищи потом.

За нами захлопнулись двери. Потом еще одни.

Парень со вторым громилой провели нас в большое пустынное помещение. Если мы в тюрьме, то это приемник. Белые шлакобетонные стены, тускло-желтый линолеум на полу. Впереди – что-то вроде командного поста с толстенными окнами по периметру.

Верхнее освещение включили только частично, поэтому в комнате был полумрак. И хорошо, иначе мы ослепли бы в окружении белоснежных стен.

Я опять попыталась украдкой посмотреть на дочь. Она стояла по другую руку Радара с опущенной головой. Волосы свисали на глаза, плечи дрожали. Зеда поблизости не было, но я не решалась заговорить. Только теперь я заметила, что на дочери нет ни золотых сережек-колечек, которые она обычно носила, ни маленькой бриллиантовой подвески, подаренной отцом на тринадцать лет.