Кристофер Мур - Дом духов

Пратт глянул вниз на крышу, усыпанную гравием. Он посмотрел на ситуацию с точки зрения Кальвино и осознал юмор.

– Это я устроил, – признался он.

– А как ты думаешь, тот человек в полицейском департаменте, который причастен к этому, знает об этом? – Кальвино с трудом сглотнул, начиная до конца осознавать.

– Конечно; почему я тебе велел уехать из Таиланда, как по-твоему?

– Потому что знал, что я не уеду.

– А если ты собираешься остаться, тогда…

– Почему бы не принести пользу? – закончил предложение Кальвино.

– Ты все это знал, когда пришел сегодня утром, – сказала Кико.

Она восхитилась медленным, постепенным и настойчивым методом Пратта, который позволил ему заставить Кальвино и ее вынудить его делать именно то, что ему нужно, но о чем он никогда бы не решился попросить их прямо. И подумала, что в его стиле есть нечто японское. Кальвино вспомнил табличку, которую Пратт держал на своем письменном столе в полицейском участке. То была цитата из «Кориолана»: «Движение красноречивей слов» [21]. Для Пратта действия имели бо́льшую ценность, чем слова. Если только эти слова не были написаны Шекспиром.

* * *У конца Сой 49 – длинной улицы, тянущейся мимо госпиталя «Самитивей» и дюжин высотных жилых домов, где жили богачи, – Кико первой увидела десятка два темнокожих тайских подростков, настоящих уроженцев Исана, в стандартной тюремной рабочей одежде: синие кепки с козырьком, шорты и сандалии. Их крепкие тела были испачканы темной жирной слякотью из чрева сточных канав Сукхумвита. Мать с трудом узнала бы сына, покрытого слоем человеческих экскрементов. Кико заглянула каждому из них в лицо. Рабочая бригада усердно трудилась под ранним утренним солнцем.

– Я его не вижу, – сказала она.

Кальвино пошел по мостовой вдоль шеренги.

– Он должен быть здесь, – сказал сыщик. – Продолжай искать.

Тюремный надсмотрщик в коричневой униформе курил сигарету, сидя на деревянном стуле с прямой спинкой в тени навеса. Его голос перекрывал дорожный шум, когда он выкрикивал приказы. Выдувая облака серого сигаретного дыма, он следил за Кальвино, как кот за мышью. Кико прошептала что-то в пяти футах от бригады, где ее не слышал надсмотрщик. Тот презрительно ухмыльнулся и закричал на одного из заключенных, который остановился, чтобы вытереть пот с лица.

Заключенные передавали ведра с черной слякотью из рук в руки, словно пожарные в старые времена. Несколько заключенных спустились под дорогу и работали внутри траншеи канализации. Заключенный, работающий ниже уровня улицы, по колено в грязи, поднял ведро жижи и передал его другому заключенному, стоящему выше. Они целиком состояли из мускулов рук и ног, пропитанных потом и дерьмом. Третий заключенный взял ведро и пролил жижу, передавая ведро дальше. Головы заключенных в желтых кепках поднимались и опускались, они работали молча. Последний в конце шеренги вылил ведро в грузовик, стоящий у дороги. Эти работы были направлены на борьбу с наводнениями и стоили дешево. Заключенные зарабатывали запись о примерном поведении и могли быть освобождены раньше срока, а потом многие возвращались назад в трущобы, где открытые сточные канавы всегда переливались через край.

– Полковник Прачай сказал, что я найду здесь Лека, – обратился Кальвино к надзирателю.

По презрительной усмешке надзирателя он сделал вывод, что не произвел благоприятного впечатления.

– У нас тут работает много Леков. – Его верхняя губа приподнялась в гримасе, открыв длинные желтые зубы.

Кальвино вытащил банкноту в пятьсот батов и сунул ему в руку.

– Может быть, вы сможете вспомнить, который из них Лек?

– У него здесь маленький шрам, – сказала Кико, начертив полумесяц на своей правой щеке.

Надсмотрщик посмотрел на деньги и встал, засовывая бумажку в нагрудный карман. Затем подошел к шеренге, остановился на секунду и двинулся дальше, пока не оказался у входа в коллектор. Присел на корточки и крикнул что-то в отверстие. Через мгновение голова мальчика высунулась из дыры, у него был озадаченный вид. Надзиратель крепко схватил Лека за руку и вытащил на уровень улицы.

– Это он, – подтвердила Кико.

Кальвино не узнал бы мальчика по его фотографии в газете. Ему обрили голову, ноги покрывала черная жижа, в руке он держал желтую кепку. Лек казался перепуганным, как человек, которого часто хватали, но который так и не привык к этому. Возможно, это означало для него нечто вроде: «Опять я должен в чем-то признаться».

Потом он увидел Кико, и улыбка осветила его лицо, улыбка узнавания и облегчения.

Они отвели его за угол на Сой 49 и нашли прилавок с лапшой. Кико заказала ему миску лапши и китайский чай со льдом. Они оба смотрели, как он ест; его руки покрывала засохшая грязь из сточной канавы. Ел пацан лихорадочно, втягивал в себя еду большими глотками, как человек, не видевший пищи уже несколько дней. Когда он прикончил первую миску, Кальвино уже держал наготове вторую. Лек рыгнул и выпил четвертый стакан китайского чая со льдом. Винсент уставился на улицу. Больше дюжины маленьких микроавтобусов стояли вдоль бровки в ожидании людей, которые пошли в госпиталь, или слуг, зашедших в одну из роскошных квартир. Шоферы сидели, развалившись, в своих машинах, курили, глядя в пространство, и пили из бутылок «Браун Кау», популярный жидкий амфетамин.

– Кико говорит, что ты не убивал Бена Хоудли.

Лек с подозрением посмотрел на Кальвино.

– Я знаю, что ты не стал бы его убивать, – сказала Кико.

Лек сел, крепко сжав руки, и откинулся назад на стуле. Он хотел бы оказаться снова в сточной канаве. Там было безопасно.

– Полицейский сказать, что я убить фаранг .

– Подумай хорошенько, Лек. Какой полицейский? Как его зовут? Как он выглядел?

Лек ответил остекленевшим взглядом. Он спрятался в свой личный кокон. Он был всего лишь ребенком, испуганным и недоверчивым. Вероятно, парень знал не много, но он знал одно важное правило выживания: нужно смотреть в сторону, когда фаранг спрашивает у тебя о тайском полицейском, который обрабатывал тебя и может вернуться и обрабатывать тебя снова и снова.

– Ты задаешь ему слишком много вопросов, Вини, – сказала Кико.

– Ладно, забудь о копах. Расскажи мне о Вичае и Бунме. Они твои друзья?

Лек с озадаченным видом склонил голову набок.

– Всё в порядке, – сказала Кико ободряющим тоном.

Лек кивнул и продолжал есть.

– Я их знаю.

– Бунма мертв. Вичай прячется. Знаешь, куда он мог пойти?

В глазах Лека зажегся свет. Он перестал есть и пожал плечами.

– Я не знаю.

Кальвино улыбнулся, чтобы ободрить его.

– Ты говоришь, что не убивал фаранга . Говоришь, что не знаешь, куда мог убежать Вичай. А как насчет наркотиков, которые поступают через порт? Почему Вичай пожертвовал героин в дом духов?