Патриция Вентворт - Ключ. Возвращение странницы (сборник)

– Моди приехала, сэр.

Лэм воскликнул:

– Что?!

– Мисс Мод Сильвер, сэр. Везучая Моди.

Лэм был религиозен, поэтому не выругался, но побагровел.

– Мод в Борне? Что она на сей раз затеяла?

Сержант Эббот мелодично продекламировал:

– «Вей, зимний ветер, вей! Ты все-таки добрей предательства людского…»

– Перестань валять дурака, и давай поразмыслим, Фрэнк! Вот наше дело, вот наш преступник – так? Мы бы не отказались еще от парочки улик, но, к сожалению, убийства редко совершают в присутствии свидетелей. По-моему, обвинение достаточно серьезное. У Мэдока был и мотив и возможность. И он узнал оружие во время дознания, это ясно, поскольку сказал, что ему знакомы пистолеты такого типа. Так вот, я считаю, что можно ставить точку. Никто не заставит меня поверить, что якобы он сунул ключ в карман и пошел домой. Он отобрал ключ, потому что хотел расправиться с Харшем немедленно. И он его убил. Вот как я думаю, и присяжные, не сомневаюсь, скажут то же самое. Так чего хочет мисс Сильвер? Кто ее вызвал?

– Мисс Фелл.

Лэм яростно уставился на подчиненного.

– Чтоб тебя… Слушай, Фрэнк, что за ерунда? Мисс Фелл славная пожилая дама, какое отношение она имеет к Мэдоку, если только не старается ради мисс Браун? Ты ее видел?

– Да, видел. И с тем же успехом мог бы остаться дома. Она отказалась что-либо добавить к показаниям и никак не стала комментировать то, что сказал мистер Мэдок. Настоящее ископаемое, просто камень, ледник какой-то – да и с какой стати ей откровенничать с полисменом? Как сказала бы наша Моди, «совершенство ледяное, безупречное, немое», цитируя покойного лорда Теннисона.

Лэм проворчал:

– Хватит валять дурака! – и постучал костяшками пальцев по столу.

– Что она еще тебе сказала? Мисс Сильвер, не мисс Браун. Что она задумала?

– Не знаю, она молчит. Ясно, что ее пригласили друзья Мэдока. Не стану утверждать, что в его интересах, поскольку она сама всегда недвусмысленно заявляет, что ищет правду, только правду и ничего, кроме правды. Но она хочет увидеть Мэдока.

– Да неужели?

– Наедине, – с ударением добавил Эббот.

– Послушай-ка, Фрэнк…

У Эббота дернулся рот.

– Я сказал, что должен доложить вам, сэр.

Лэм подозрительно взглянул на молодого человека.

– Правильно, правильно… когда ты начинаешь говорить «сэр» каждые полминуты, я гадаю, в чем подвох. И необязательно лезть из шкуры вон, чтобы намекнуть на мою неблагодарность, потому что я не отрицаю и не собираюсь отрицать, что мисс Сильвер здорово нам помогла, когда мы расследовали убийства в доме Ванделеров. Я сам охотно признаю, что мы пошли по ложному следу, а она наставила нас на путь истинный, и мы оба не остались без награды. И я признаю, что она не станет поднимать шум вокруг собственной особы или лезть в газеты.

Фрэнк Эббот по-прежнему сардонически улыбался.

– Странно, да? – беззаботно произнес он. – Мисс Сильвер известна полиции, но не прессе, и всякий раз, когда она берется за дело, мы выходим победителями. А Моди тихонько исчезает, цитируя Теннисона и приговаривая: «Да благословит вас Бог, дети мои». Так как насчет свидания с Мэдоком, сэр?

Лэм расслабился.

– Пусть повидаются, если уж она так решила. Но хотел бы я знать, что она задумала.

Фрэнк Эббот подошел и присел на край стола.

– Она мне кое-что сказала. Насчет Буша, церковного сторожа… на дознании никто не упомянул, что он каждый вечер в десять часов обходит церковь, потому что священник упорно оставляет окна открытыми, а Бушу это не по нраву.

Лэм уставился на него.

– Ну да, никто ни слова не сказал. Интересно почему? Местный констебль должен был знать… да и вся деревня!

Эббот рассмеялся.

– Сельские жители не горят желанием информировать полицию. Миссис Буш – урожденная Пинкотт, и, насколько я понимаю, Борн населяют либо Пинкотты, либо породнившиеся с ними в браке. Очень плодовитое семейство. Местный констебль – племянник миссис Буш, Джим Пинкотт. Он, как и любой, наверное, ответил бы, если бы его спросили. Но никто не спросил, обходит ли Буш церковь по вечерам, поэтому деревенские держали языки за зубами в лучших английских традициях. Моди намекает, чтобы мы допросили Буша.

Лицо Лэма медленно побагровело. Глаза старика, всегда почти бесцветные из-за старомодных выпуклых очков, полезли на лоб. Он хлопнул по столу ладонью.

– Что ты несешь? Мисс Сильвер не пробыла здесь и пяти минут – как она все это узнала? Когда она приехала?

Фрэнк скромно ответил:

– Поездом в шесть пятьдесят восемь вчера вечером, вместе с Олбени и Дженис Мид. Я так понял, сегодня утром, покупая почтовые открытки, она вошла в доверие к миссис Буш, и та поделилась с ней сплетнями.

Лэм искренне произнес:

– Слава богу, она не родилась двести лет назад, иначе бы ее искупали в пруду за колдовство, если не хуже.

Фрэнк рассмеялся.

– И всякий так подумает, да, сэр? Кстати, есть еще кое-что. В Борне живет старый пьяница по имени Эзра Пинкотт – король местных браконьеров, рьяный завсегдатай местного паба. Моди сказала, он во всеуслышание трепался в «Быке», будто знает кое-что такое, отчего бы враз разбогател, если бы только один человек сообразил, что к чему. Видимо, ему что-то известно об убийстве Харша. Моди думает, что надо присматривать за Эзрой – на тот случай если кто-нибудь решит, что проще убрать свидетеля, чем платить отступные.

Лэм фыркнул.

– Это все? Больше ей ничего не нужно? Несомненно, скоро узнаем. Ладно-ладно – завтра разберемся.

Мисс Сильвер пережила непростой вечер. Ленч получился не из приятных. Флоренс изо всех сил постаралась, и вышло очень мило – вкусные деревенские овощи, сливовый пирог, лучшее, что удалось приготовить из мясного пайка. Но, как бы ты ни был хладнокровен, трудно наслаждаться едой, когда напротив сидит человек, который как будто только что услышал свой смертный приговор и приготовился к немедленной казни.

Мисс Браун больше, чем когда-либо, напоминала Медузу. Она не сводила глаз с тарелки, но ничего не ела, порывистыми механическими движениями ковыряя еду вилкой. Мисс Софи поняла, что больше не выдержит, и умоляюще произнесла:

– Медора…

Лицо мисс Браун осталось бесстрастным – глаза опущены, тяжелые черные волосы заслоняют мраморный лоб, густые черные ресницы отбрасывают тень на щеки. Это и впрямь было до высшей степени мучительно. Вдруг мисс Софи потеряла терпение. Ее голос, хоть и негромкий, задрожал от досады:

– Медора, ты заболеешь. Кроме того, Флоренс страшно огорчается, если оставляют недоеденным то, что она приготовила. Подумай о моряках, которые вынуждены везти еду за сотни тысяч миль! Не знаю, что толку, если заморишь себя голодом, но ты меня расстраиваешь, очень расстраиваешь! – Она закрыла глаза, и из-под век показались две яркие слезинки.