Рут Ренделл - Пусть смерть меня полюбит

Он читал триллер, в котором был процитирован поэтический отрывок. До того момента он презирал поэзию как нечто недоступное ему, считал, что люди пишут и читают подобное, чтобы «выпендриться». Но ему понравились эти стихи – сонет Шекспира о Фортуне и глазах людей, – и строки этого сонета снова и снова прокручивались в голове у Алана. В следующий раз, придя в библиотеку, он взял сборник сонетов Шекспира, и они ему понравились. Это заставило его прочесть еще больше поэзии, а потом постепенно дело дошло до более крупных произведений, которые люди по какой-то непонятной причине называют классикой. За этим последовали пьесы и снова стихи, и еще книги, которые критики пишут о книгах, – и Алан пропал. Ибо его разум стал острее, сила восприятия невероятно возросла, и он впал в недовольство своим уделом. В этом мире были другие вещи, помимо Пэм, детей, банка, Хейшемов и Китсонов, поездок за покупками по субботам, просмотра телевизора и аренды трейлера ради летнего отпуска, проведенного на острове Уайт. Если только все эти авторы не солгали, существовала еще внутренняя жизнь и внешние ощущения, бесконечное множество того, что можно было увидеть, сделать и испытать. Существовали чувства, существовали страсти.

Он испытал неистовое опьянение литературой в довольно позднюю пору своей жизни, и это отравило ему существование.

Желание влюбиться было ребячливым, но Алан хотел влюбиться. А еще он хотел жить независимо, путешествовать, видеть мир, исследовать, открывать и понимать. Все эти действия были в равной степени недоступны для женатого человека с двумя детьми, пожилым тестем и работой в банке «Энглиан-Виктория». А влюбиться было бы аморально, особенно если бы он предпринял что-либо в этом направлении. К тому же вокруг не было никого, в кого можно было бы влюбиться.

Алан представлял, как заходит к Хейшемам как-нибудь утром в субботу и застает Венди совсем одну, и они влюбляются – неожиданно, как в книге Сомерсета Моэма, хотя давно знали и не особо жаловали друг друга. Они оказываются поражены любовью, подобно Ланселоту и Гвиневере [13]или Тристану и Изольде [14]. Он даже рассматривал в этой роли Джойс. Как было бы, если бы она пришла в его кабинет после закрытия отделения и он заключил бы ее в объятия, и… Алан знал, что не мог бы этого сделать. Чаще всего он просто представлял некую девушку, стройную, с длинными черными волосами, которая назначила деловую встречу – поговорить относительно овердрафта [15]. Они обменялись бы одним только взглядом и сразу же поняли, что неразделимо связаны друг с другом.

Это не могло случиться с ним. Похоже, это больше не случалось ни с кем. В журналах, которые читала Пэм, было полно статей, рассказывавших женщинам, как достичь оргазма, а мужчинам – как довести женщину до оргазма. Однако не было ни одной статьи, которая рассказывала бы людям, как найти любовь и влюбиться.

Иногда Алану казалось, что обладание тремя тысячами фунтов дало бы ему, помимо прочих вещей, возможность полюбить. Он снова вынимал и держал в руках эти пачки в четверг, решительно говоря себе, что это в последний раз. Он должен твердо разделаться с этой своей одержимостью, и со второй – тоже. По окончании этой недели он больше не будет читать Йитса, Форстера и Конрада, этих совратителей человеческого разума. Солидному и практичному банковскому менеджеру надлежит читать только мемуары и биографические очерки.

Алан Грумбридж много думал, размышлял и фантазировал о странных и неожиданных вещах. Но помимо игры с банкнотами, которые ему не принадлежали, он делал только одно, не считавшееся общепринятым.

У банка «Энглиан-Виктория» не было возражений относительно того, что персонал чилдонского отделения покидал помещение во время обеда – при условии, что дверь была заперта, а все деньги лежали в сейфе. Но на самом деле оба служащих никогда не уходили одновременно. Джойс оставалась в банке по понедельникам и четвергам, когда ее Стивен не приезжал на работу в Чилдон и ей не с кем было пойти в «Герб Чилдона». В эти дни недели она брала с собой на работу сэндвичи. Алан брал сэндвичи с собой каждый день, потому что не мог позволить себе есть в кафе. Но в обеденное время по понедельникам и четвергам он покидал банк, хотя об этом знала только Джойс, и даже она не знала, куда он ездит. Он уезжал и съедал свои сэндвичи зимой в машине на придорожной стоянке, а весной и летом – на лугу. Он делал это для того, чтобы урвать два часа в неделю – два часа спокойствия и полного одиночества.

В ту пятницу, первого марта, Джойс, как обычно, отправилась в «Герб Чилдона» со Стивеном, чтобы съесть ланч по-деревенски, запивая его полупинтой [16]светлого пива, а Алан строго соблюдал свое решение не вынимать из сейфа три тысячи фунтов. Пятница была самым занятым днем в неделю, и это помогало ему устоять перед искушением.

Выходные начались с поездки за покупками в Стэнтвич. Алан зашел в библиотеку, где взял мемуары драматурга (отучаться надо постепенно) и историческую книгу. Пэм и не подумала посмотреть, что он принес. Несколько лет назад она сказала, что он настоящий книжный червь и это может плохо сказаться на его глазах – а ведь для его работы необходимо поддерживать хорошее зрение. На обед у них были сосиски и консервированные персики, за столом сидели только они двое и Уилфред Саммит. Кристофер никогда не приходил обедать по субботам. Он вставал в десять утра, мыл свою машину – она полагалась ему как агенту по недвижимости – и уезжал с семнадцатилетней ученицей парикмахера, которую называл своей невестой, в Лондон. Там он тратил кучу денег на джин с тоником, салаты с креветками, бифштексы, билеты на хорошие места в кинотеатрах, долгоиграющие кассеты и всякие мелочи, вроде журнала «Плейбой», вина, бальзамов после бритья и бритвенных станков. Джиллиан приходила к обеду иногда, когда ей больше нечего было делать. В эту субботу она явно нашла себе занятие получше, хотя не потрудилась уведомить об этом родителей.

После обеда Алан выпалывал сорняки в саду, Пэм подшивала подол вечерней юбки, а Уилфред Саммит прилег вздремнуть. Сон освежил его, и когда они пили чай – к чаю были сардины, латук, хлеб, масло и кекс «Мадейра», – Папа сказал, что смотрел новости по телевизору и что грабители банка в Глазго пойманы.

– Я бы хотел, чтобы они попали на электрический стул.

– Что-то вроде того, – согласилась Пэм.

– Нужно, чтобы власть в стране захватили военные. Тогда у нас было бы хоть немного дисциплины. Править должна армия – конечно, под руководством Ее Величества и какого-нибудь генерала во главе собственно военных. Какой-нибудь важной шишки, которая знает свое дело. Вооруженные силы – это вещь. Когда я служил в Вооруженных силах, мы понимали, что такое дисциплина!