Энн Перри - Опасная скорбь

– Вы… – начал Монк. Затем гнев его постепенно стих и перешел в черный юмор. – Вы поистине незаменимы, если требуется растравить чужие раны, – закончил он. – Представляю, сколько ваших пациентов встали со смертного одра и пошли, чтобы только избавиться от вашей опеки и хотя бы скончаться в мире и покое.

– Это жестоко, – сказала Эстер, задетая его репликой. – Я никогда никому не растравляла душевных ран, если они были настоящими…

– О! – Уильям трагически поднял брови. – Вы полагаете, мои нынешние затруднения вымышлены?

– Конечно, ваши затруднения вполне реальны, – сказала Эстер. – Но горевать над ними бесполезно. У вас талант, хоть вы и потерпели неудачу в деле об убийстве на Куин-Энн-стрит. Вы должны научиться зарабатывать с помощью своего таланта. – Она наконец-то приблизилась к главной теме. – Уверена, что есть масса дел, с которыми полиция не может справиться или просто не видит в них состава преступления. И разве мало случаев, когда полиция по ошибке арестовывает невинных людей?.. – Мысли Эстер невольно вернулись к Персивалю и, не дожидаясь ответа на только что заданный вопрос, заговорила торопливо: – Что мы теперь можем сделать для Персиваля? Я сегодня утром говорила с леди Мюидор, и, по-моему, у нее до сих пор остаются тягостные сомнения, имел ли он вообще отношение к убийству Октавии.

Официант наконец позволил себе напомнить о своем существовании, и Монк заказал для Эстер чашку шоколада, настояв – скорее бесцеремонно, нежели галантно, – на том, что заплатит сам.

– Полагаю, вам стоит продолжить ваши наблюдения, – молвил он, когда заказ принесли и Эстер принялась за ароматный дымящийся шоколад. – Хотя я до сих пор не могу сказать с полной уверенностью, на ком именно следует сосредоточить внимание.

– Мне кажется, на Майлзе Келларде, – задумчиво отозвалась Эстер. – Или на Араминте… если Октавия, вопреки тому, что о ней говорят, не слишком противилась домогательствам Майлза. Араминта, узнав о свидании, могла заранее взять на кухне нож, замышляя именно убийство.

– Тогда об этом должен знать и Майлз Келлард, – возразил Монк. – Или хотя бы подозревать. А судя по вашим рассказам, он ее побаивается, а она его – нет.

Эстер улыбнулась.

– Если бы ваша жена убила ножом вашу любовницу, вы бы тоже изрядно нервничали, не так ли? – Впрочем, Эстер и сама чувствовала, что аргумент неубедителен. Да и Монк тоже это чувствовал – судя по выражению его лица. – Или, может быть, все-таки Фенелла? – продолжала Эстер. – У нее вполне хватит духу, имей она мотив.

– Вряд ли она приревновала Октавию к лакею, – заметил Монк. – И я сильно сомневаюсь, чтобы Октавия могла разузнать о ней что-либо такое, за что сэр Бэзил решился бы выгнать сестру из дома. Разве что вне нашего внимания осталась целая область прошлого Фенеллы.

Эстер допила шоколад и поставила чашку на блюдечко.

– Ну, я еще пока работаю на Куин-Энн-стрит, а леди Мюидор вряд ли оправится окончательно в ближайшие дни. Так что время для наблюдений у меня есть. Значит, вы не можете посоветовать, на кого мне обратить особое внимание?

– Нет, – резко сказал Монк и уставился на свою опустевшую чашку. – Возможно, виновен все-таки Персиваль. Мало ли что мне кажется! Доказательств его непричастности у меня нет. Мы должны уважать не только факты, но и законы. Иначе определение вины и невиновности будет основываться лишь на наших с вами впечатлениях. Должно существовать нечто более весомое, чем простая человеческая убежденность, а иначе мы снова скатимся к варварству.

– Конечно, он может оказаться виновным, – тихо сказала Эстер. – Я знала это и раньше. Но я должна хотя бы удостовериться в этом, пока есть возможность, пока я еще работаю на Куин-Энн-стрит. Если мне удастся обнаружить что-нибудь новое, я напишу вам. Ведь ни вы, ни сержант Ивэн, насколько я понимаю, в доме больше не появитесь. Куда мне послать письмо, чтобы никто не догадался, кому оно адресовано?

На секунду Уильям пришел в замешательство.

– Я не отправляю сама свою корреспонденцию, – нетерпеливо пояснила Эстер. – И вообще редко покидаю дом. Я оставляю письма на столе в холле, а отправляет их либо лакей, либо посыльный.

– О, конечно… Посылайте письма на имя мистера… – Монк подумал, затем усмехнулся. – Мистера Батлера [6]. По моему адресу на Графтон-стрит. Я не съеду оттуда еще несколько недель.

Эстер понимающе кивнула, встала и вышла из кондитерской. Она не сказала ему, что остаток свободного времени намерена потратить на визит к Калландре Дэвьет. Инспектор немедленно заподозрил бы, что речь там пойдет о нем, и не ошибся. А заподозрив, гордо отказался бы от помощи.

– Что? – Калландра была потрясена, затем гневно сдвинула брови и тут же расхохоталась. – Да, в благородстве чувств ему не откажешь – не то что в благоразумии.

Они сидели в гостиной у камина, и холодное зимнее солнце светило в окна. Новая горничная – худенькая девушка с изумительной улыбкой, сменившая недавно вышедшую замуж Дейзи, – принесла им чай и сдобные лепешки с маслом. Угощение не совсем обычное в это время дня, зато весьма приятное в такую холодную пору.

Новую горничную, как уже догадывалась Эстер, звали Мартой.

– А чего бы он добился, если бы подчинился приказу и арестовал Персиваля? – вступилась за Монка Эстер. – Мистер Ранкорн так или иначе посчитал бы дело закрытым, да и сэр Бэзил настоял бы на прекращении расследования. Даже если бы речь зашла о поиске новых доказательств вины Персиваля. Все считают, что ножа и пеньюара вполне достаточно.

– Возможно, ты и права, – согласилась Калландра. – Но какая горячая голова этот ваш Монк! Сначала дело Грея, теперь еще и это… Мне кажется, у него не больше здравого смысла, чем у тебя. – Она потянулась за очередной лепешкой. – Вы оба попытались взять дело в свои руки, а в итоге лишились средств к существованию. Что он намерен делать дальше?

– Не знаю. – Эстер развела руками. – Да я и сама не знаю, что буду делать, когда леди Мюидор поправится окончательно. Не идти же в компаньонки к состоятельной даме, которая вечно будет придумывать себе болезни, капризничать и по малейшему поводу падать в обморок! – Острое чувство горечи внезапно овладело Эстер. – Калландра, что со мной сталось? Я вернулась из Крыма с желанием работать не покладая рук, посвятить себя реформам в нашей медицине, многого добиться… Я хотела видеть наши больницы чистыми и благоустроенными. – Эти мечты теперь даже ей самой казались радужным несбывшимся сном. – Я собиралась доказать, что уход за больными – благородное дело, требующее добросердечных, умелых, грамотных и самоотверженных женщин. Что сиделка, только и умеющая убирать мусор да подносить инструмент хирургу, – это вчерашний день. Неужели всё впустую?