Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь

Он закрыл дверь, сделал шаг назад. В тот момент, когда его спина коснулась грубой стены подвала, что-то впилось в его ботинок. С силой. Это было что-то омерзительное, но в то же время и знакомое.

– Tabarnacle! – вырвалось у него.

Наверху раздался быстрый топот ног, бегущих к подвальной двери. Через мгновение Бовуар ворвался в подвал, держа руку на пистолете, так и не вынутом из кобуры.

– Что? Что тут случилось?

Бовуар так редко слышал брань из уст своего шефа, что действовал без промедлений. Гамаш показал на ногу. К его подошве прикрепилась деревянная дощечка.

– Довольно большая мышь попалась, – с улыбкой сказал Бовуар.

Гамаш нагнулся и снял с ноги мышеловку. Она была намазана арахисовым маслом, чтобы привлечь мышь. Он отер масло с ботинка и огляделся. Увидел другие мышеловки вдоль стены.

– Пара штук попалась, – сказал Бовуар, показывая на перевернутые ловушки, из-под которых торчали тоненькие хвосты и лапки.

– Я думаю, это не она ставила. Я думаю, Джейн Нил ставила вот такие.

Гамаш нагнулся и подобрал маленькую серую коробочку. Открыл и увидел свернувшуюся внутри маленькую полевую мышку. Мертвую.

– Это гуманная ловушка. Она их ловила и выпускала. А эта бедняга попалась уже после смерти Джейн и умерла от голода.

– Кто же поставил остальные мышеловки? Постойте, я знаю. Конечно же Йоланда и Андре. Они здесь были одни чуть не неделю. Вообще-то, они могли бы проверить и гуманную ловушку, – с отвращением сказал Бовуар.

Гамаш отрицательно покачал головой. Насильственная смерть, умышленное убийство – человека или мыши – все еще поражало его.

– Идем со мной, малышка, – сказал он мертвой мыши и пошел наверх.

Бовуар сунул остальные мышеловки в пластиковый мешок и двинулся за шефом.

Они заперли дверь дома и пошли по тропинке сада Джейн, потом по деревенскому лугу. Теперь, когда солнце село, был виден свет нескольких фар. Час пик. Кто-то из местных отправился за покупками, кто-то выгуливал собак. В царившей тишине до Гамаша доносились обрывки разговоров других гуляющих. Со стороны Дю-Мулен до него донеслось «пись-пись». Он надеялся, что этот призыв был обращен к собаке. Они пересекли луг в направлении ярко освещенной гостинички. На полпути Гамаш остановился и положил мертвую мышку на траву. Бовуар вытащил мышеловки из пластикового мешка и высвободил из них крошечные тела других мышек.

– Их съедят, – сказал Бовуар.

– Да. Будет хоть кому-то польза. Эбби Хоффман говорил, что мы все должны есть тех, кого убиваем. Это положит конец всем войнам.

Бовуара не в первый раз заставали врасплох слова Гамаша. Он что, серьезно? И кто такой этот Аббй Оффмбн? Местный священник? Такое мог сказать только какой-нибудь христианский мистик [46].

На следующее утро вся команда собралась в оперативном штабе на летучку – всем сообщили о последнем развитии событий и дали задание. Гамаш обнаружил на своем столе пакетик с эклером и запиской крупными детскими буквами: «От агента Николь».

Николь наблюдала, как он разворачивает пакет.

– Агент Николь, прошу на пару слов.

– Да, сэр.

Эклер явно сработал. Он теперь не сможет и дальше вести себя столь же нелогично.

Гамаш показал на стол в дальнем конце комнаты, в стороне от других.

– Спасибо за эклер. Вы точно убедились, что у мэтра Стикли последнее завещание Джейн Нил?

Вот оно как. Она-то ни свет ни заря неслась в пекарню к Саре, чтобы купить пирожное. И ради чего? Чтобы он опять устраивал ей перекрестный допрос? Мысли ее заметались. Это несправедливо, но ей нужно соображать побыстрее. Сказать правду – значит самой себе вырыть яму. Что сказать? Может быть, еще раз про пирожное. Но нет, он ведь ждет ответа на свой вопрос.

– Да, сэр. Он подтвердил, что у мэтра Стикли последний вариант завещания.

– И кто этот «он»?

– Человек, с которым я разговаривала по телефону.

Спокойное выражение исчезло с лица Гамаша. Он подался вперед, строгий и раздраженный.

– Прекратите разговаривать со мной таким тоном. Вы будете отвечать на мои вопросы тщательно, уважительно и вдумчиво… – Он говорил тихо, почти шепотом. – Вы должны правдиво ответить на мой вопрос.

Он помолчал, глядя в ее глаза, в которых видел вызов. Его утомила эта ни на что не годная личность. Он сделал все, что мог. Хотя ему и советовали избавиться от нее. Но вот только что она солгала ему уже два раза.

– Прекратите горбиться на этом стуле, как капризный ребенок. Сядьте прямо, когда разговариваете со мной. И смотрите мне в глаза.

Николь среагировала мгновенно.

– Кому вы звонили по поводу завещания, агент?

– Я позвонила в Монреальское управление и попросила дежурного проверить это для меня. Через какое-то время он перезвонил. А что, информация оказалась неверной, сэр? Если так, то я же не виновата. Я ему поверила. Положилась на то, что он сделает работу, как полагается.

Гамаша так поразил ее ответ, что он почувствовал бы восторг, если бы не испытывал отвращения.

Правда заключалась в том, что она никому не звонила, потому что понятия не имела, кому звонить. Гамаш, как минимум, мог помочь ей советом. Он всегда был не прочь похвастаться – он, мол, берет молодых под свою опеку и делает за них всю работу. Что ж, сам виноват.

– Кому вы звонили в управлении?

– Я не знаю.

Гамашу надоело впустую тратить время. Агент Николь была пустой тратой времени. Но он мог попробовать еще одно. Показать ей, какой будет ее жизнь, если она не одумается.

– Идемте со мной.

Дом Рут Зардо, маленький и тесный, был забит бумагами, журналами, тетрадями, лежащими в высоких стопках. Стеллажи вдоль стен были уставлены книгами, книги теснились на табуретках, кофейном столике, кухонном столе. Они были навалены и в стенном шкафу, куда она бросила их куртки.

– Я только что выпила последнюю чашку кофе и больше заваривать не собираюсь.

«Вот ведь сучка», – подумала Николь.

– У нас к вам несколько вопросов, – сказал Гамаш.

– Садиться я вас не приглашаю, так что поторопитесь.

Николь поверить не могла в такое хамство. Ну и карга!

– Скажите, Джейн Нил знала, что это вы рассказали ее родителям об Андреаше Зелински? – спросил Гамаш, и в доме воцарилась тишина.

У Рут Зардо, возможно, были все основания желать Джейн Нил смерти. Скажем, Рут опасалась, что ее древнее предательство всплывет на поверхность и все друзья отвернутся от нее. Эти люди, которые любили Рут, несмотря на все ее пакости, могли вдруг понять, что она собой представляет на самом деле. Они возненавидят ее, узнав, что она сделала. И тогда она останется одна. Злобная, ожесточенная одинокая старуха. Она не могла рисковать этим – ставка была слишком высока для нее.

Гамаш много лет расследовал убийства и знал, что мотив существует всегда и что этот мотив подчас не имеет никакого смысла ни для кого, кроме убийцы. Но для последнего смысл был очевиден.