Энн Перри - Врата изменников

Она подумала, что следует принять его в гостиной. Встреча в саду, как в прошлый раз, была бы для нее мучительной, ибо напомнила бы о чувстве близости и о надежде, которые они оба тогда испытали.

Но в ее доме гостиная, как и все комнаты, была так мала… Им придется быть слишком близко друг к другу, и ей не удастся отвернуться и спрятать глаза так, чтобы он этого не заметил.

– Я буду ждать его в саду, – решительно сказала Зенобия и, словно спасаясь бегством, поспешила к своим любимым цветам.

Питер Крайслер нашел ее, как в прошлый раз, у розовых кустов. Не тратя слов на приветствия и расспросы, он начал с главного. Это уже вошло у них в привычку.

– Я полагаю, вы знаете о Лайнусе Чэнселлоре? – тихо промолвил он. – Весь Лондон уже знает. Я хотел бы надеяться, что это дает время, какую-то передышку Африке. Но договор почти готов, и Родс, видимо, уже в Машоналенде.

Мисс Ганн, отвернувшись, смотрела на розы и даже не подняла голову, когда спросила его:

– И поэтому вы так поступили?

– Как поступил? – Питер был искренне удивлен. В его голосе не было ни тени притворства или попытки уклониться от ответа.

– Довели Сьюзен до того, что она сломалась?

Крайслер испуганно посмотрел на собеседницу. Воцарилось молчание. Нобби чувствовала его физическую близость.

– Я не делал ничего подобного! – с удивлением произнес он. – Я лишь стремился отстаивать… свое мнение!

– Да, вам это удалось. Вы атаковали ее с такой силой, не оставив камня на камне от аргументов Чэнселлора, вы так красочно расписали алчность захватчиков и зло, которое грозит Африке, ужас полного истребления целой расы…

– Но вы прекрасно сами знаете, что это правда! – горячо возразил Крайслер. – Именно к этому все идет. Вы лучше других понимаете, что ждет провинции Машону и Матабеле, если Родс колонизирует их и создаст там белые поселения. Ничто не заставит их подчиниться закону Лобенгулы. Смешно было бы даже подумать об этом, если бы это не грозило кровавой трагедией…

– Да, я знаю, но не в этом дело!

– Как не в этом? Именно в этом!

Наконец Зенобия повернулась к нему лицом.

– Я не осуждаю ваши убеждения. Я не сделала бы этого, даже если бы не разделяла их. Вы вправе иметь их…

Брови у ее гостя высоко поднялись, глаза были полны недоумения, но это не остановило Нобби. Теперь за страстностью и болью в ее голосе он улавливал нотки сарказма. Она была серьезна в своем споре с ним.

– Я не приемлю методы, которые вы использовали. Вы нанесли удар Чэнселлору именно там, где он был беззащитен.

– Конечно, – с удивлением возразил Питер. – Как же иначе? Не атаковать же его там, где он прочно защищен? Дать ему шанс? Это не спортивная игра, где кто-то проигрывает, а кто-то выигрывает. Это жизнь, с ее страданиями и несчастьями, где цена потерь слишком высока.

Но Зенобия знала, что говорила. Теперь она без страха смотрела ему в глаза.

– А уничтожение Сьюзен, моральное давление на нее, на ее чувство преданности мужу, на ее доброе сердце – разве это не слишком высокая цена?

– Ради бога, Нобби! Мог ли я предполагать, что он убьет ее! – протестующе воскликнул Крайслер, и на его лице отразился ужас. – Вы не можете так думать обо мне! Ведь вы меня знаете.

– Я верю, что вы не хотели этого, – продолжала мисс Ганн. Ее уверенность в себе притупила боль сомнений, не покидавшую ее вот уже несколько дней. – Просто вам было все равно.

– Нет, это не так! – Ее друг побледнел. – Я искренне не хотел этого. Но у меня не было выбора.

– И все же вы не должны были подвергать ее таким испытаниям, не должны были ставить ее перед выбором: верность мужу или собственная честность.

– Это непозволительная роскошь. Ставки слишком высоки.

– Центральная Африка – или смятение и гибель одной женщины?

– Да… если хотите. Десять миллионов – и один человек.

– Мне это не по душе, Питер. А если пять миллионов против двадцати человек?

– Да… разумеется, – ответил он, не дрогнув.

– Миллион против сотни? Полмиллиона против тысячи?

– Не надо доводить до абсурда.

– Когда ставки сравняются, Питер? Когда делать их станет невыгодным? Кто это решает? Кто ведет счет?

– Остановитесь, Нобби! Вы говорите глупости. – Теперь Крайслер не на шутку рассердился. Он не собирался извиняться, и ему незачем было защищать себя. – Мы говорим о судьбе одного человека – и целой расы. Здесь счет не может быть равным. Послушайте, ведь нам одинаково небезразлична судьба Африки. Почему же мы спорим? – Он протянул руки, словно хотел дотронуться до Зенобии.

Она отступила назад.

– Вы не знаете почему? – произнесла она, постепенно прозревая и испытывая от этого безмерную тоску, ибо эмоции уступали место разуму, этому одинокому светильнику в сумятице чувств. – Дело не в том, что я не приемлю ваши идеи, а в том, на что вы готовы ради того, чтобы осуществить их, и еще в том, что они делают с вами. Вы говорили о цели и средствах так, будто они не связаны между собой и существуют отдельно друг от друга. Это не так.

– Нобби, я люблю вас.

– Я тоже люблю вас, Питер…

Он снова сделал движение к ней, и она опять отпрянула – еле заметно, но в этом не было сомнений.

– Между тем, что приемлемо для вас, и тем, что приемлю я, существует пропасть, Питер. Мне ее не перешагнуть.

– Но ведь мы любим друг друга, Нобби… – пытался возразить Крайслер. Черты его лица заострились от боли и недоумения. – Разве этого не достаточно?

– Нет, не достаточно. – В голосе мисс Ганн звучала завершенность и горькая ирония. – Вы верно рассчитали, что благородство Сьюзен, ее честь, ее долг перед самой собой в конце концов возобладают над ее любовью к Лайнусу… И вы не ошиблись. Так почему же вы не хотите поверить, что подобное может произойти и со мной?

– Я вам верю, Нобби. Но все же…

Зенобия вдруг засмеялась странным, отрывистым смехом и сама испугалась того, сколько в нем невольного сарказма.

– Вы тоже, подобно Лайнусу Чэнселлору, не допускали, что когда-нибудь я могу не согласиться с вами. Видите, это произошло. Возможно, вам никогда не понять, как горько я об этом сожалею.

Крайслер все еще надеялся разубедить любимую женщину, но, увидев в ее взоре неумолимость приговора, предпочел не терять в ее глазах достоинства и не причинять ей ненужную боль, заставив еще раз отвергнуть его.

Он прикусил губу:

– Я не ожидал, что цена будет столь высокой. И что будет так больно.

Внезапно мисс Ганн почувствовала, что не может смотреть на него. Меньше всего ей хотелось увидеть в нем эту покорность. Она быстро отвернулась, сделав вид, что смотрит на розы и яблоню вдали, только чтобы он не заметил слез в ее глазах.

– Прощайте, Нобби, – тихо промолвил Питер хриплым голосом. Он тоже с трудом справлялся с собой. А Зенобия потом еще долго прислушивалась к его удаляющимся шагам, еле слышным, как шелест травы.