Оливер Пётч - Дочь палача и черный монах

Симон уставился на палача, как на призрака.

– Как… как вы здесь оказались? – промямлил он.

– То же самое я хотел спросить у своей дочери, – ответил Куизль и повернулся к Магдалене. – Значит, в Аугсбурге, как я понимаю, ты все-таки не усидела, так? Захотелось к любимому? – Он усмехнулся. – Все вы, бабы, одинаковые.

– Отец, все было… не совсем так, – возразила Магдалена. – Я…

– Об этом ты мне можешь потом рассказать, – перебил ее Куизль и спрыгнул с камня. – Расскажите-ка вы для начала, с чего вдруг настоятель Штайнгадена превратился там в пепел. – Он кивнул на бушующий огонь, который отбрасывал на лицо палача красные отсветы. – Что-то мне подсказывает, что и вы к этому руку приложили. Я прав?

– Значит, Боненмайр все-таки погиб? – спросил Симон.

Палач кивнул.

– Мертвее ведьмы на костре. Ну так что? Выкладывай уже.

– Все это время мы гонялись за крестом, – начал Симон. – Тамплиеры спрятали под театром Святой крест. Загадки привели нас сюда… – И лекарь в двух словах поведал ему о том, что произошло с того времени, когда они в последний раз виделись.

Куизль слушал и не перебивал. Когда Симон закончил рассказ, палач выпустил густое облако дыма.

– Все поиски ради какого-то старого трухлявого креста, – проворчал он. – Так теперь даже он сгорел. Я собственными глазами видел. Один только пепел остался. А может, оно и к лучшему. Это распятие не принесло ничего, кроме смерти и несчастий.

– Идемте уже отсюда, – сказала Бенедикта и встала со снежного холмика. – Пока монахи не обратили на нас внимания.

– Ты, девка, никуда не пойдешь, – осадил ее вдруг палач. – Если только к виселице.

Симон изумленно воззрился на Куизля.

– Что вы такое говорите? Перед вами благородная дама из Ландсберга. С ней так не говор…

– Черта с два. – Куизль вытряхнул погасшую трубку о могильный камень. – Никакая она не благородная дама, и вовсе она не из Ландсберга.

На какое-то время все замолчали. В конце концов Магдалена нерешительно подала голос:

– Не из Ландсберга? Не понимаю…

Но отец снова ее перебил:

– Быть может, она сама захочет сказать, как ее зовут на самом деле. В Аугсбурге она звалась Изабеллой де Шербур, в Мюнхене – Шарлоттой ле Манс, в Ингольштадте – Катариной Черт-знает-Кем… Но не думаю, что какое-то из этих имен настоящее.

Палач грозно двинулся на торговку и остановился в шаге перед ней.

– Я хочу знать твое настоящее имя, чтоб тебя! Сейчас же! Или повтыкаю горящие щепки под твои изящные ноготочки, повизжишь тогда.

Симон и Магдалена уставились на Бенедикту. Она обеими руками обхватила могильный камень и, поджав губы, одарила палача гневным взглядом.

– Как вы смеете обвинять меня в чем-то подобном! – вскинулась она на Куизля. – Да будь жив мой брат, он…

– Молчи, потаскуха! – крикнул на нее палач. – Слишком долго ты порочила имя доброго пастора! Я нашел сумку с письмами и уже тогда кое-что заподозрил. Теперь все кончено, пойми уже! Все!

– Какими… письмами? – вмешался Симон.

Палач взял в рот погасшую трубку и, лишь немного успокоившись, заговорил снова:

– Когда мы повязали Шеллера и его банду, в пещере среди их добычи я нашел кожаную сумку. Она принадлежала посыльному, который развозил нам письма. Шеллер потом рассказал мне, что они отобрали эту сумку у других бандитов.

Палач снова надолго замолчал и принялся набивать трубку. Симон собрался уже заговорить сам, но Куизль продолжил.

– Я просмотрел письма, особенно даты. Все они были написаны примерно в то же время, когда толстяк Коппмейер отправил письмо своей возлюбленной сестре Бенедикте. Ну а раз уж все эти письма оказались украдены…

– То Бенедикта в Ландсберге не получала никаких писем, – выдохнул Симон. – Но как же она…

– Глупое совпадение, вот и все, – отозвалась Бенедикта и улыбнулась Симону. – Вы же не думаете, что…

– Я вам скажу, кто эта образцовая дама есть на самом деле, – перебил ее Куизль. – Под вымышленным именем она разъезжает по городам Баварии и выдает себя за торговку. Вынюхивает маршруты других торговцев, а потом сообщает о них своим сообщникам, чтобы те могли разграбить обозы.

– И как вам только в голову пришла подобная чушь? – вскинулась на него Бенедикта.

– Один из твоих пособников мне сам рассказал.

– Безумие! – выпалила Бенедикта. – C’est impossible! [42]

– Поверь, – проговорил палач и поджег трубку от тлеющей щепки. – У меня через какое-то время любой начинает говорить. – Он попыхтел, раскуривая табак. – А потом умолкает навеки.

Бенедикта замерла на мгновение и в ужасе уставилась на палача. Затем бросилась на него и замолотила кулаками по широкой груди.

– Ты убил их! – кричала она. – Изверг! Ты убил их!

Куизль схватил ее за руки и отшвырнул от себя, так что она, словно кукла, свалилась на могильный камень.

– Они были разбойниками, – сказал палач. – Такими же, как ты.

В наступившей тишине слышалось лишь далекое потрескивание огня и крики монахов, которые отчаянно пытались спасти хотя бы прилегающие к театру строения.

Магдалена, не веря своим глазам, разглядывала лжеторговку. Та до сих пор сидела у могильного камня и смотрела на нее холодным, полным ненависти взглядом.

– Они ограбили посыльного и прочитали письмо! – воскликнула дочь палача. – Иначе быть не может! Она узнала, что толстяк Коппмейер обнаружил что-то ценное, и потом выдала себя за его сестру, чтобы следить за нами.

– Не только она. Все ее пособники следили за нами… – Симон схватился за голову и тихо застонал. – Так это ваших сообщников я видел в лесах Вессобрунна, верно? И ваши же сообщники затеяли в монастыре Роттенбуха драку с монахами… Ну и глупец же я!

Женщина, которая еще совсем недавно звалась Бенедиктой Коппмейер, улыбнулась. Улыбка получилась грустной. В ней вдруг пропало всякое желание сопротивляться, и она, словно пустая оболочка, откинулась на камень.

– Они должны были защищать нас, – проговорила она тихим голосом. – Не только меня, но и тебя, Симон. Мы раньше вас узнали, что за сокровищем тамплиеров гонится кто-то еще. И мы знали, что шутки с ними плохи.

– Тогда в лесу, по пути в Штайнгаден, когда на нас напали разбойники, – пробормотал Симон. – Это ваши дружки подняли меня обратно на лошадь. Так ведь все было, да? Я-то думал, что у меня бред, но эти люди и вправду там были.

Женщина напротив него кивнула.

– Они постоянно нас охраняли.

– Ни черта! – выпалил Куизль. – Они ходили за вами, чтобы добыча от них не ускользнула. Симон, опомнись! Если бы вы отыскали сокровище, ее дружки мигом перерезали бы тебе глотку. А она смотрела бы на это. Потому я и явился в Штайнгаден – чтобы защитить тебя от этой бестии.

Симон взглянул на рыжеволосую женщину с изящными чертами лица, которую столь длительное время считал идеалом образцовой женственности.