Джорджетт Хейер - Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек (сборник)

– Думаю, беспокоиться вам не стоит, – сказала миссис Твининг. – Долгое знакомство с Артуром не оставляет у меня сомнений, что он воздвигнет все мыслимые препятствия на пути этого брака.

– Что ж, надеюсь, сэр Артур сможет ему воспрепятствовать, – подхватила миссис Чадли. – Но тут нужен такт. Я уверена, Хилари будет только рад поговорить с Джеффри.

– С вашей стороны это очень любезно, однако думаю, будет гораздо лучше, если намерение Джеффри умрет, так сказать, естественной смертью, без вмешательства, – со спокойным достоинством сказала Фэй.

Миссис Чадли улыбнулась, плотно сжав губы.

– Вы молоды, леди Биллингтон-Смит, и, вполне понятно, оптимистка. Боюсь, я слишком долго жила на свете, чтобы разделять ваш оптимизм. Насколько я могу судить, эта женщина – роковая соблазнительница. Конечно, тот, кому нравится броская внешность, сочтет ее красавицей. Лично я не доверяю людям с карими глазами и не удивлюсь, узнав, что она распутница. Да вы сами слышали, что она говорила о том несчастном самоубийце. Право, я никогда в жизни не была так шокирована.

– Надеюсь, Эмми, ты не считаешь, что Джеффри может последовать его примеру? – спросила миссис Твининг, лениво разглядывая свои кольца.

– Думаю, у него кишка тонка, – небрежно бросила Камилла.

Тощая грудь миссис Чадли выпятилась.

– Если этим выражением – должна признаться, я до сих пор полагала, что его употребляют только школьники – вы намекаете, что у него не хватит мужества, то боюсь, миссис Холлидей, вы показываете полное непонимание человеческой натуры. Разумеется, я не имею в виду, что Джеффри может прийти в голову такая ужасная мысль.

– Не слишком ли серьезно мы говорим об этом? – спросила миссис Твининг. – Лично я не думаю, что привязанности мисс де Сильва долговечны. Скажи, Фэй, почему твои розы настолько лучше моих?

– Это не мои. – Фэй опустилась на диван с ней рядом. – Садом ведь занимается Артур. Он это очень любит.

– Ах да, конечно, – сказала миссис Твининг, провожая взглядом Камиллу, решившую выйти на веранду. – Дорогая моя, будучи старой приятельницей твоего мужа, позволю себе предположить, что если ты склонишь его отнестись к этой истории спокойно, то всем будет лучше.

– Я знаю, – с жалким видом пробормотала Фэй. – Я… я попытаюсь, только… не всегда это просто… если Артур раздражен… надо найти к нему подход. – Она слегка покраснела и с облегчением повернулась к вошедшей через застекленную дверь Дайне: – А, вот и ты! Удалось тебе хоть в чем-то ее убедить?

– Это невозможно, – ответила с отчаянием Дайна. – Придется нам просто смириться. Она вознамерилась стать душой общества.

– Господи, какой ужас! Что же мне делать? – беспомощно поникла Фэй.

– Да ничего, все равно бесполезно. Я предупредила ее, что намечена игра в бридж, а она заявляет, что лучше потанцевать. – Дайна сделала паузу и обрушила на них последнее сообщение: – Она думает, Френсис умеет танцевать танго, и хочет устроить с ним показательное выступление. Надо полагать, – задумчиво договорила мисс Фосетт, – это будет с ее стороны большой глупостью…

Мисс Фосетт, проснувшись в понедельник рано утром, намеревалась дождаться завтрака в постели. Однако благородные побуждения одержали верх, и она поднялась, чтобы поговорить наедине с генералом, неизменно встававшим чуть свет.

Подвиг этот был вызван событиями предыдущих дней. Мисс Фосетт решила, что кто-то должен успокоить Артура, пока он не выгнал Джеффри из дому.

Ее субботние предсказания сбылись. Мисс де Сильва действительно держалась душой общества и даже исполнила какой-то танец, стремясь потрясти присутствующих. Лишь строгие понятия генерала о христианском поведении помешали ему в воскресенье утром первым делом отречься от сына.

Но хоть принципы сэра Артура запрещали ему гневаться в дни отдохновения, воскресенье оказалось нелегким. И это несмотря на то что для ублажения генерала делалось все возможное. Вся компания за исключением Лолы, очевидно, никогда не встававшей раньше одиннадцати, смиренно отправилась в церковь, затем Френсис, вежливо объявив, что прискорбная бестактность кузена нарушает его планы, устроил хитрые маневры. Выпроводил Джеффри с Лолой к морю в Клинтон, обеспечил дяде все возможности для флирта с Камиллой Холлидей, а в конце дня попросил его (уже почти подобревшего) рассказать об индийских впечатлениях. Когда Джеффри с мисс де Сильва вернулись, в доме только и было слышно о шикари, чукках, патанах, сикхах, сахибах, базарах, махаутах и рикшах – генерал рассказывал анекдот о человеке, который побывал артиллеристом, раджой маленького княжества и афганским джигитом.

Но едва появилась мисс де Сильва, добродушие генерала как рукой сняло. Джеффри наверняка внушил ей мысль о том, что на отца необходимо произвести хорошее впечатление, так как она, перебив генерала на том месте, где саис мыл скакуну ноги перед первой чуккой, выказала твердое намерение пообщаться с ним. Генерал был неуемным говоруном, но ему оказалось далеко до мисс де Сильва, скопившей за двадцать три года больше эгоистических воспоминаний, чем он за шестьдесят. На смену патанам, сикхам и гуркхам пришли русские великие князья, польские графы, испанские анархисты и мексиканские бандиты, действие переносилось с ошеломляющей скоростью из Рио-де-Жанейро в Нью-Йорк, Париж, Лондон и Монте-Карло, а главным мотивом этого повествования являлся неизменный успех мисс де Сильва во всех этих городах.

К ужину генерал уже едва сдерживал гнев и готов был взорваться в любую минуту. То обстоятельство, что сын его взирал на Лолу с восторженным, рабским обожанием, оказалось последней каплей. Святость воскресного дня предотвратила немедленный взрыв, однако, когда гости с истрепанными в разной степени нервами поплелись на ужин, сэр Артур сказал Джеффри, что хочет поговорить с ним и утром ждет его у себя в кабинете ровно в половине десятого.

Поэтому мисс Фосетт поднялась рано.

По пути в ванную она проходила мимо комнаты Фэй. Из-за двери слышались яростные раскаты командирского голоса, и Дайна, как только оделась, первым делом зашла к сестре. Фэй, сидя за туалетным столиком, истерически рыдала. Дайна уложила ее в постель и заставила принять аспирин. Насколько она могла понять из бессвязных, сдавленных объяснений, Фэй попросила генерала не принимать помолвку сына всерьез. После чего, видимо (суть дела утонула во всхлипах и «я сказала», «он сказал»), сэр Артур не только назвал жену безмозглой, лезущей не в свое дело дурой, но и обвинил во всех неприятностях, какие только случились за последние пять лет, а потом объявил, что лишит Джеффри прав наследства сразу же после завтрака.