Джон Харвуд - Мой загадочный двойник

Я уже двинулась обратно, когда вдруг где-то внизу заскрежетал в замке ключ. Ни жива ни мертва от страха, я быстро присела на корточки, прячась за оградой галереи. Послышалась тяжелая твердая поступь; мне показалось, шаги остановились у подножья винтовой лестницы. Стукнул выдвигаемый и задвигаемый ящик стола, зашелестели перелистываемые страницы. Наступила тишина, а минуту спустя шаги удалились, приглушенно хлопнула дверь, и ключ снова повернулся в замке.

Дождь лил несколько дней кряду, но каждый день я надевала влажный плащ и отправлялась к назначенному месту встречи разными окольными путями. Фредерик появился на третий день, в понедельник, и сообщил, что получил от мисс Феррарс краткую записку, где говорилось, что он может зайти к ней на Гришем-Ярд, коли желает. Он поедет в Лондон в среду. Несмотря на угрызения совести, я бы с удовольствием побеседовала с ним, но он, похоже, посчитал долгом чести не задерживаться ни секунды сверх необходимого. Провожая Фредерика взглядом, я вдруг подумала, что такой впечатлительный молодой человек запросто может влюбиться в Люсию.

В течение бесконечно долгих дней и ночей ожидания я сосредоточенно читала и перечитывала свой дневник, пока не выучила наизусть все до последнего слова, и теперь почти могла убедить себя, что и впрямь помню описанные там события, — разве только пропуски между записями моя память так ничем и не заполнила. Меня неотступно преследовало кошмарное видение, как по возвращении с прогулки я застаю в комнате доктора Стрейкера с моим дневником в руке и как он говорит обычным своим холодным ироничным тоном: «Это все измышления вашего расстроенного ума. Эти завещания существуют только в вашем воображении». Я любила Люсию, а она предала меня, но все же, сколь бы часто я ни перечитывала свои записи, я не испытывала никаких чувств, которые мне следовало бы испытывать, и не могла думать ни о чем, кроме как о побеге.

К четвергу дождь наконец прекратился. Я пришла к поваленному дереву на час раньше условленного времени и беспокойно расхаживала около него, пока не появился Фредерик — с таким несчастным видом, что я сразу предположила худшее. Он сумел выдавить лишь слабое подобие своей обычной улыбки:

— Доброго дня, мисс Эштон. Прошу прощения, что заставил вас ждать. Надеюсь, вам будет приятно узнать, что мисс Феррарс посетит нас ровно через неделю.

Он говорил таким похоронным голосом, что я решила, что ослышалась.

— Значит, она согласилась увидеться со мной?

— Да, мисс Эштон, согласилась. Похоже, мисс Феррарс полностью простила вас, и она надеется, что встреча с ней благотворно скажется на вашем состоянии — ну и поспособствует возвращению бювара, конечно же. Она с радостью приехала бы и раньше, но доктор Стрейкер напомнил мне перед моим отъездом, что в понедельник он уедет в Бристоль и вернется только к среде, поэтому мы договорились на четверг.

Фредерик говорил рассеянно, явно думая о другом, и избегал встречаться со мной взглядом.

— Я глубоко признательна за все ваши хлопоты, мистер Мордаунт. Но… вы как будто не рады?

— Да… нет, просто… нет, все в порядке, уверяю вас.

Этого я боялась, подумала я. Он влюбился в Люсию.

— Несомненно, мисс Феррарс очаровательнейшая особа, — сказала я. — Жаль, что я совсем ее не помню.

— Ну… да, мисс Эштон, она… нет… то есть… — пробормотал он, впадая в еще сильнейшее замешательство.

— Надеюсь, она не была расстроена или раздосадована вашим визитом?

— Нет, вовсе нет, мисс Эштон. Она была очень приветлива… и да, очаровательна… только…

Я вдруг осознала, что Фредерик чаще обычного употребляет обращение «мисс Эштон», причем «Эштон» произносит с особым ударением.

— Мне хотелось бы знать, мистер Мордаунт, чем же все-таки вы встревожены?

— Дело в том… — Он глубоко вздохнул, собираясь с духом. — До вчерашнего дня, мисс Эштон, я надеялся, вопреки всякой очевидности, что доктор Стрейкер ошибается… что женщина, с которой он виделся в Лондоне, действительно самозванка, как вы твердо убеждены. Вы столь живо и ярко описывали мне свое детство на острове Уайт, матушку с тетушкой, потерю дома, что я просто не мог не…

Он умолк, подбирая слова. У меня было ощущение, будто я проглотила огромный кусок льда.

— Но теперь, когда я встретился с мисс Феррарс — а внешнее сходство между вами и впрямь поразительное… — когда услышал, как она рассказывает все то же самое, порой гораздо подробнее, и как разговаривает с дядей и служанкой… когда узнал все про вас — Люсию Эрден, как вы представились, — про вашу цепкую память и незаурядные актерские способности… в общем, теперь у меня не осталось ни малейшей надежды. Мисс Феррарс даже пригласила меня зайти с ней к галантерейщику по соседству, и они вспоминали позапрошлую зиму, когда она только приехала в Лондон.

Да уж, в уме Люсии не откажешь, подумала я. Она заручилась полным доверием Фредерика.

— Мне очень жаль, мисс Эштон, но мы должны смотреть в лицо фактам. Доктор Стрейкер с самого начала говорил, что, когда к вам действительно вернется память, ваша индивидуальность, ваше выражение лица и даже голос, скорее всего, изменятся до неузнаваемости. Это будет совершенно безболезненно, уверяет он; возможно, вы даже не осознаете происшедшей с вами перемены. Просто в один прекрасный день вы проснетесь другой личностью в прежнем теле, со всеми воспоминаниями о вашей подлинной жизни. Но вы не будете помнить ни меня, ни любого другого из людей, здесь встреченных, даже не будете знать, кто я такой…

Фредерик смотрел мне прямо в глаза, но на последних словах его голос дрогнул, и он отвел взгляд в сторону. После нескольких долгих секунд оцепенелого молчания я словно со стороны услышала, как говорю таким же холодным презрительным тоном, каким разговаривала с ним памятным зимним утром в библиотеке:

— Ничего страшного, мистер Мордаунт. Мисс Феррарс вас утешит.

Он резко вскинул голову:

— Вы же не думаете… Нет, я не могу… я не стану молчать. Да, мисс Феррарс очаровательна, но я бы никогда… я люблю вас , безумно люблю с первого дня нашего знакомства. Для меня вы настоящая, а мисс Феррарс лишь бледное ваше подобие. Я буду любить вас, как бы вы ни изменились, — в этом я уверен, — но вы… вы никогда не полюбите меня. Время, проведенное здесь, вы будете вспоминать с ужасом — если у вас вообще сохранятся хоть какие-то воспоминания. А я останусь в вашей памяти одним из ваших тюремщиков. Презирайте меня, коли вам угодно, но никогда, никогда не сомневайтесь в моей любви к вам.

Весь красный от волнения, он говорил с такой страстью и слова свои сопровождал столь пылкой жестикуляцией, что я противно своей воле смягчилась, но одновременно и раздражилась сверх всякой меры. «Так почему же, почему , — думала я, — ты не можешь поверить, что Люсия и впрямь всего лишь мое подобие?» Воображение нарисовало мне, как он бросается на колени передо мной, а я отвечаю, что не могу выйти за него замуж, поскольку мы с ним состоим в двоюродном родстве, поскольку в моих жилах течет кровь Мордаунтов, поскольку все состояние, которое он считает своим, по закону принадлежит мне (хотя у меня нет намерения заявлять права на него) и поскольку я в любом случае не могу ответить взаимностью. «Но он не на коленях, — напомнила я себе, — и ты не можешь позволить себе жалеть его».