Элизабет Джордж - Есть что скрывать

Марк понимал, почему она отправила ему эту запись. Душа у нее болела, как и у него, и их страдания отражали абсолютную безнадежность ситуации. Он закрыл глаза и слушал песню, прижав телефон к уху. И размышлял над ответом, когда услышал голос жены.

– Это по работе, Марк? – спросила Пьетра с порога спальни.

Он повернулся к ней и увидел, что она уже давно встала, потому что была полностью одета: синие джинсы, кроссовки без носков, белая футболка. Марк называл это ее униформой, которая менялась только в прохладную погоду – белая футболка сменялась белой рубашкой, обычно с закатанными рукавами. Марк уговаривал ее купить что-нибудь новое, другое, но в ответ всегда слышал одну и ту же фразу: «Ничего другого мне не нужно , милый». Скорее всего, так оно и было, потому что Пит редко покидала квартиру, да и то с Лилибет в тяжелом инвалидном кресле, за спинкой которого был установлен кислородный баллон. Если речь заходила о том, чтобы поужинать в ресторане или сходить в кино – вдвоем, ведь Грир может побыть с Лилибет пару часов, правда? – ответ тоже был всегда одинаковым: «Я не могу ее просить, Марк, она и так очень много делает».

– Марк, это по работе? – повторила Пьетра, и он понял, что в первый раз не ответил.

– Сегодня встреча в Вестминстере. – Это было правдой, но он предпочел объяснить: – Кто-то думает, что я нуждаюсь в напоминаниях.

Пит ласково улыбнулась.

– Будет трудный день, да?

Когда она повернулась, чтобы выйти из комнаты, Марк увидел пятно от подгузников Лилибет на футболке. Окликнув жену, он кивком указал на грязь.

– Боже, какой ужас! – со смехом воскликнула Пит и поспешила в ванную, чтобы застирать пятно.

По детскому монитору он слышал, что происходит в спальне Лилибет. Она нажимала кнопки мобильного телефона, висевшего над ее кроватью. Через секунду включился телевизор. Девочка испуганно вскрикнула.

– Я за ней присмотрю, – крикнул Марк жене, схватил брюки и пошел в спальню дочери.

Комнату следовало проветрить, и он открыл окно. Мазерс-сквер имела овальную, а не прямоугольную форму и напоминала очень дешевую копию улицы под названием Королевский полумесяц в Бате. У одной из машин, припаркованных в центре овала между беседками, затарахтел двигатель, и из дома выскочила миссис Невилл, размахивая коробкой для ланча, забытой мужем. Она подбежала к машине, стекла которой были опущены, потом вернулась в дом, придерживая халат у горла.

Марк отвернулся от окна. Почти все пространство комнаты занимали больничная кровать, громоздкое инвалидное кресло Лилибет, кислородные баллоны, комод и старое кресло-качалка его отца – повернуться тут было практически негде. Свободное место занимали упаковки подгузников, ведро для использованных подгузников и всякие аксессуары для ухода за младенцами. Вот только Лилибет была не младенцем, а ребенком, который все время рос, – единственная постоянная величина в жизни ее родителей. Она не говорила, хотя могла видеть и слышать. Она не ходила, хотя могла двигать ногами. Марк понятия не имел, понимает ли она его, когда он говорит с ней, и поэтому каждый день удовлетворялся тем, что она, похоже, его узнавала.

Когда он подошел к кровати, Лилибет замычала. Он склонился над дочерью и вытер ей лицо чистой салфеткой.

– Поднять? – спросил Марк, и из ее горла вырвались булькающие звуки. Он поднял спинку кровати. – Какие планы на сегодня, малыш? День рождения? Поход в зоопарк? В музей мадам Тюссо, посмотреть восковых людей? В библиотеку? В магазин за нарядным платьем? Девочки в твоем возрасте устраивают вечеринки на день рождения. Тебя уже приглашали? А кого ты хотела бы пригласить на свой? Эсме? Она бы с удовольствием пришла.

Нечленораздельные звуки в ответ. Он заправил ей за уши тонкие волосы и позволил себе помечтать. Это гораздо приятнее, чем думать о будущем. Мечты были грустными – впрочем, как всегда. Мысли о будущем пугали.

– Мне очень жаль. – В дверях стояла Пит, прижимая полотенце для рук к тому месту на футболке, где было пятно.

Марк перевел взгляд на жену и по ее лицу понял, что она слышала его слова, обращенные к дочери.

– В этом никто не виноват, – сказал он.

– Только она – не «это». Во всяком случае, для меня.

Марк выпрямился.

– Ты же знаешь, что я не имел в виду Лилибет.

Пьетра посмотрела на дочь, потом на мужа.

– Знаю, – признала она и опустила руку, плечи ее поникли. – Прости. Иногда мне просто хочется сказать какую-нибудь гадость. Не понимаю, откуда это берется…

– Тебе тяжело. Ты измучилась.

– Это ты измучился. Я утратила то, что ты во мне любил.

– Неправда, – возразил Марк, хотя они оба знали, что она права. – Нам выпал трудный путь, Пит. Вот и всё. Никто не виноват.

– Я бы не винила тебя, даже если бы было за что. – Она вошла в комнату, встала рядом с ним у поднятого поручня больничной кровати, накрыла ладонью его пальцы и посмотрела на дочь. Лилибет как будто изучала их, хотя взгляд у нее был несфокусированным. «Интересно, что она видит?» – подумал Марк. – Мы обе висим на тебе тяжким бременем.

Он слышал эту фразу уже много раз. Ответить на нее можно было сотней разных способов, но Пьетра хотела слышать только один.

– Не знаю, что я делал бы без двух моих девочек, и больше не будем об этом, ладно?.. Ты завтракала?

– Нет еще.

– Может, что-нибудь поедим?

Ее взгляд автоматически переместился на дочь. Марк подавил раздражение и постарался, чтобы голос его звучал как можно мягче.

– Она может побыть одна пятнадцать минут, Пит. Ночью ты оставляешь ее дольше, – сказал он и тут же подумал, что совсем ненамного. Пит вставала к дочери всю ночь, страшась мысли, что Лилибет перестанет дышать, пока ее мать спит, хотя в этом случае включился бы сигнал тревоги и они могли бы дать девочке кислород.

– Я побуду с ней. Иди завтракать. Я скоро приду.

Марк знал, что несколько минут назад, прежде чем выйти из комнаты, она уже проверяла состояние дочери, но ничего не сказал. Пит ничего не могла с собой поделать. Она должна была что-нибудь записать – все равно что – на планшете в изножье кровати. Сам он не взглянул на записи, когда входил в комнату, а направился прямо к окну, но в этом не было необходимости. Планшет – памятник ответственности Пит и ее чувству вины за то, что случилось с их дочерью. Хотя она ни в чем не виновата. Она была виновна лишь в том, что являлась человеком, хотела самого лучшего для Лилибет, для их брака, для него. Тот факт, что все это почти достижимо, – просто гримаса судьбы.

Он послушно пошел на кухню, достал три пакета с кашами и выбрал один наугад. Потом вытащил из холодильника молоко. Аппетита не было, но Марк знал, что должен поесть. В противном случае Пит использует это как предлог, чтобы не есть самой. А ей, бог свидетель, нужно хорошо питаться. Она и так уже похожа на скелет.