Гарриет Тайс - Вся твоя ложь

– Да, все правильно.

– И потом ты уехала в Америку, не так ли? И там родила ребенка?

– Да… Робин почти одиннадцать, – отвечаю я.

– И теперь ты возвращаешься на работу?

– Все верно. Я бы хотела вернуться. Мне нужно вернуться. Но, по всей видимости, сейчас для меня нет ничего подходящего. – Произнося это, я бросаю короткий взгляд на Дэвида, который надменно ухмыляется, приподняв брови.

– Понимаю… – говорит Барбара, но конца ее фразы я уже не слышу.

Меня настолько доконала самодовольная гримаса Дэвида, что я готова расплакаться, даже не знаю, от чего именно – от обиды или от гнева. Но, черт побери, я не доставлю им удовольствия видеть, что я сломалась. Не оглядываясь, я стремительно выхожу из приемной.

Опустив голову и сосредоточив взгляд на экране телефона, чтобы ни с кем не встречаться глазами, я жду Робин возле школы. Я знаю, что вечно отсиживаться в стороне не получится, что скоро мне придется вступить в контакт с новыми людьми, но сейчас у меня нет на это сил. Я слишком подавлена визитом на свою бывшую работу, слишком устала от всех этих перемещений туда-сюда на метро.

Я настолько погрузилась в себя, что мне потребовалось какое-то время, чтобы понять, что рядом со мной уже стоит Робин. Ее лицо все еще выглядит напряженным, хотя уже не настолько сильно, как это было сегодня утром.

– Ну, как все прошло? – обращаюсь я к ней и уже было наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку.

Но Робин отстраняется от меня.

– Мы можем просто уйти? Пожалуйста… – просит она.

Быстрым шагом мы движемся к автобусной остановке. И только десять минут спустя, когда мы садимся в автобус, и оглянувшись несколько раз по сторонам, как бы проверяя, что поблизости нет никого в такой же школьной форме, Робин готова рассказать хоть что-то о своем сегодняшнем дне.

– Все прошло хорошо, – говорит она. – В школе отличное художественное отделение.

– Это просто замечательно. А как там другие девочки?

Робин делает резкий выдох, но ничего не отвечает.

Я уже собираюсь повторить свой вопрос, но вовремя останавливаюсь и вместо этого говорю:

– Завтра к нам в гости придет Зора. Ей не терпится расспросить меня обо всем.

– Расспросить обо всем – это о чем? – В голосе Робин звучит удивление.

– Ну, обо всем, что произошло за последнее время – почему мы сюда переехали, да еще так быстро, почему ты теперь учишься в «Ашамс»…

– Так, может, ты и мне об этом расскажешь? – спрашивает она, глядя на меня испепеляющим взглядом, а затем отворачивается к окну.

Она уже давно не маленькая девочка. Да, ей только десять лет, но я уже вижу в ней подростка, которым она постепенно становится. В ее облике совершенно нет никаких следов той милой малышки, которой она когда-то была. В тусклом дневном свете профиль ее лица выглядит по-взрослому серьезным и напряженным.

Когда мы наконец добираемся до дома, Робин сразу же уходит в свою спальню, хлопая дверью. Я понимаю, что сейчас лучше оставить ее в покое. Через пару часов она выходит из комнаты и, обнимая меня, произносит:

– В доме стало теплее. А моя комната теперь выглядит гораздо лучше. Спасибо. Я уже начала раскладывать по шкафам свои вещи.

Эти ее слова – самая лучшая для меня награда. Награда, которую я не могла даже ожидать. С комнатой Робин я сделала все, что было в моих силах, чтобы она стала более уютной и комфортной. Комната, в которой сплю я сама – бывшая комната моей матери, пока что выглядит ужасно, но я тоже приведу ее в порядок. Однако я до сих пор так и не решилась подняться наверх, в свою детскую спальню, предпочитая спать на одном этаже с Робин. Ну, и чтобы лишний раз не ворошить призраки прошлого.

– Может, закажем на ужин пиццу?

Радость, которая появляется на лице Робин от этого предложения, отсекает все дальнейшие разговоры о доме. Ее лицо окончательно смягчается, и она проводит остаток вечера, увлеченно рассказывая мне о своих старых друзьях и их злоключениях. И все-таки не так уж моя дочь и повзрослела, в конце-то концов.

На следующий вечер в дверь нашего дома врывается Зора. С минуту она крепко сжимает меня в объятиях, потом отпускает, чтобы обнять Робин. Потом снова поворачивается в мою сторону и опять прижимает меня к себе. От нее пахнет точно так же, как и всегда, – сигаретами и духами с ванильным ароматом.

Большинство людей, которых я знаю, уже давно бросили курить, но только не Зора. Напряженная работа в качестве адвоката по уголовным делам привносит в ее жизнь слишком много стресса, чтобы она могла так просто бросить курить, – именно этот аргумент она всегда приводит в свое оправдание.

– Вы только посмотрите! – восклицает она. – Не могу поверить, что вы обе снова здесь.

– Да. Это… необычно… снова здесь оказаться, – соглашаюсь я.

– Ха! Могу себе представить, – продолжает Зора. – Я помню, что ты никогда не хотела сюда возвращаться. Должно быть, девочки, у вас сейчас такое чувство, будто вся жизнь полностью перевернулась. Вы вообще как, в порядке?

Мы с Робин молча киваем, а потом Робин что-то бормочет себе под нос и убегает наверх, в свою комнату.

– А Эндрю? – опять спрашивает Зора. – Как он это все воспринял?

– Давай не будем говорить об Эндрю, – прошу я, направляясь в сторону кухни. – Мне это очень неприятно. Пойдем лучше выпьем что-нибудь?

Мы идем на кухню и садимся за стол.

Зора оглядывается вокруг и одобрительно кивает:

– Сейчас все здесь выглядит намного лучше, ты – молодец.

– Спасибо, что заметила. И спасибо, что приглядывала за домом, – говорю я, разливая вино по бокалам и подавая один из них Зоре. – А еще я очень тебе благодарна за то, что ты не задаешь лишних вопросов. Мне самой потребовалась целая вечность, чтобы научиться вести себя так же сдержанно.

Я хорошо помню тот телефонный разговор с Зорой, когда я изо всех сил старалась сохранить деловой тон, но мой голос все равно звучал предательски взволнованно. Я была просто потрясена деталями открытия завещания моей матери. Это стало для меня весьма неожиданным сюрпризом. Никакой тебе быстрой продажи старого материнского дома, как я планировала ранее. Напротив, меня ожидала затяжная агония размышлений, пока я буду решать, выполнять ли ее условия по вступлению в наследство или бессильно наблюдать, как оно уплывает в чужие руки.

Тогда я ничего так и не рассказала Зоре о подробностях завещания, будучи не в состоянии выразить словами всю силу своего гнева на мать, которая даже из могилы пытается мною манипулировать. Но, ничего не объясняя, было очень тяжело просить Зору присмотреть за этим домом.

– Так расскажи же наконец, почему вы здесь, – оживляется Зора. – И почему ты отправила бедняжку Робин в эту ужасную школу, которую мы с тобой так ненавидели?